Книга Наваждение - Глория Даймонд

Мне ли не знать, думала она. Да, мне ли этого не знать.

Квентин коротко кивнул.

— Верно. Положение действительно серьезное. Мисс Флауэр, Конни вынашивает ребенка моего покойного брата. Если она попытается покончить с собой, то ребенок… — Он замолчал, правая щека едва заметно дернулась. — Я прошу вас помочь не потому, что мне самому не хочется заниматься этим. Конни действительно нужны именно вы.

— Ей просто нужен кто-то рядом, — осторожно начала Эвелин. — Но, может быть, лучше, если это будет врач, который знает…

— Нет, — уже раздраженно перебил ее Квентин. — Она не хочет идти к психологу. Она говорит, что ей будет спокойно только с вами. Я прошу вас об этой услуге только потому, что Конни считает вас своим другом. Кроме того, у вас есть опыт, как вести себя в подобной ситуации…

Как он узнал? Эвелин почувствовала, как кровь приливает к щекам. Что Конни наговорила ему? Разумеется, она не должна была рассказывать постороннему человеку… Это же слишком личное.

Но, взглянув ему в глаза, Эвелин поняла, что он знает все. Значит, Конни все же рассказала ему, что…

— Конни и ваша сестра были подругами, не так ли?

Эвелин устало кивнула. Она ожидала от Квентина настойчивости и прямой атаки. И такой хитрый подход издалека сильно удивил ее.

— Да, — подтвердила она. — Они дружили. У Конни почти не было настоящих подруг, но к Дженнифер она всегда тянулась.

— Они много времени проводили вместе?

— Да. — Эвелин мысленно вернулась в те далекие дни, когда Конни еще не уехала в Южную Дакоту и не завела бурного романа с Талбертом Блейном. Тогда Эвелин сильно беспокоилась за Конни. Она была такая красивая, так страстно мечтала о развлечениях, о любви, о богатстве, о мужчинах. И ни секунды не сомневалась, что красота может помочь ей обрести все вышеперечисленное. Но в то же время мечты Конни были по-детски наивны и даже трогательны. — У Конни кроме нас никого нет. Ее мать умерла, когда она была еще ребенком, а с отцом они так и не смогли поладить…

— А как вы сами к ней относитесь?

Эвелин нахмурилась. К чему этот вопрос?

— Как отношусь? Я уже говорила вам, — пылко произнесла она. — Конни нам с Дженнифер, как родная сестра.

— Она вас тоже любит, — сказал он и положил ногу на ногу. — Но ответьте мне еще на один вопрос… Вам не кажется, что, возможно, Конни говорит о самоубийстве просто потому, что пытается подражать вашей сестре?

Эвелин едва справилась с собой и смогла подавить стон, не веря собственным ушам. Она пыталась осмыслить услышанное. Помрачнев, она бросила тревожный взгляд на дверь. Остается надеяться, что Дженнифер не слышала этого.

Конечно, не слышала. Сейчас ребятам не до них. Эвелин снова взглянула на Квентина и постаралась подобрать слова для ответа. Как он смеет обвинять Дженнифер в проблемах Конни? После попытки самоубийства Дженнифер так и не избавилась от чувства вины за свой поступок. И новые страдания ей совершенно не нужны.

— Нет, разумеется! — решительно заявила Эвелин. По ее тону было понятно, что она в ярости, но это ее не беспокоило. — Вы действительно так думаете?

— Не знаю. — Голос Квентина звучал ровно и бесстрастно, и Эвелин вдруг захотелось влепить ему пощечину. Похоже, он злится на Конни. Мог хотя бы испугаться за нее. — Просто мне пришла в голову мысль о такой возможности.

— Почему?

— Это лишь мои предположения, — задумчиво произнес он. — Конни много рассказывала о вас и о Дженнифер. Похоже, она немного завидует тому, как вы заботитесь о Дженнифер. — Он вздохнул с таким видом, точно все это ему смертельно надоело. — И, откровенно говоря, мне кажется, Конни, из тех, кто любит любой ценой привлечь к себе внимание.

Эвелин не могла этого отрицать. Скорее всего, Конни действительно позавидовала тому, что после трагедии Эвелин отнеслась к младшей сестре с удвоенной нежностью и заботой.

Конни уехала в Южную Дакоту еще до романа Дженнифер. Когда она объявилась, то стала часто писать и звонить, но в Уилметте больше не появлялась. Поэтому Эвелин так и не смогла познакомиться ни с Талбертом, ни с его братом Квентином.

Видимо, теперь, зная, что Дженнифер пора возвращаться в колледж, Конни надеялась, что у Эвелин найдется время и для нее. Бедная Конни, всегда ей не хватает любви, в которой она так нуждается.

Но, может, Квентин не дал себе труда разобраться в мотивах, которые движут Конни? Поскольку он не постеснялся обвинить Дженнифер, Эвелин тоже не сочла нужным смягчать свои слова.

— А вы уверены, — прямо спросила она, — что Конни хочет моего внимания, а не вашего?

Квентин удивленно поднял брови.

— Что вы имеете в виду?

— Я хочу сказать, что, возможно, ей нужно именно ваше внимание. При сложившихся обстоятельствах вы для нее самый близкий человек.

Квентин покачал головой.

— Нет. Но я отношусь к ней с большим вниманием. Она же ждет ребенка от моего брата, не так ли?

— Но, возможно, Конни нужно больше, чем просто забота о будущем ребенке, — предположила Эвелин. — Может быть, вы стали играть в ее жизни очень важную роль. Не исключено, что вы напоминаете ей Талберта.

Квентин заерзал в кресле.

— Глупости. Брат был совершенно не похож на меня.

Эвелин вдруг вся обратилась в слух. Голос Квентина звучал слишком запальчиво. Почему его так взволновало это предположение? Теперь Эвелин жалела, что не успела познакомиться с Талбертом.

— И все-таки Конни, возможно, надеется, что…

— Ни на что она не надеется, — резко перебил он ее. — Ей известно, какого я о ней мнения. И она знает, что я был категорически против их брака.

— Вы считали, что Талберт слишком молод для создания семьи?

— Когда они поженились, Талберту было двадцать два года. Достаточно для того, чтобы считать себя взрослым. Но недостаточно для того, чтобы взять на себя ответственность за жену и ребенка. И, конечно, он был слишком молод, чтобы умереть. Слишком молод, слишком избалован, слишком наивен, слишком упрям… Все слишком. — Губы Квентина исказились в горькой улыбке, в его бархатном голосе слышалась боль. Похоже, эта трагедия так и не стала для него прошлым. — Да, я был против женитьбы Талберта. В особенности против женитьбы на Конни. Талберт нуждался в твердой руке, которая держала бы его в узде, а Конни такая же, каким был он сам. Может, даже хуже. На двоих у них не набралось бы здравого смысла даже на то, чтобы нормально поджарить яичницу. — Квентин снова встретился глазами с Эвелин. — Это был совершенно неприемлемый, неразумный брак, обреченный с самого начала.

Эвелин удивил едва сдерживаемый гнев, зазвучавший в его голосе. Она прижалась к спинке стула, точно пытаясь избежать потока злобы и презрения, исходившего от Квентина. Вдруг она поняла, что Конни говорила ей правду. Квентин действительно презирал Конни и не скрывал этого. И в это мгновение, под тяжелым взглядом Квентина, Эвелин осознала, что ничто не сможет помешать ей поехать к Конни в Вермонт.