Книга Дело чести генерала Грязнова - Фридрих Незнанский

По той информации, которой владел Юнисов, можно было сделать вывод, что именно «семерка» являлась основным источником повышенной криминальной обстановки, которая захлестнула не только районный центр, но и выплеснулась за его пределы. Зерно надежды исправить создавшееся положение внесло назначение Чуянова новым начальником колонии, но благим мыслям не суждено было сбыться. Как только Евдоким попытался разобраться в том, что же на самом деле творится в его хозяйстве, причем он даже не скрывал своих намерений навести на зоне порядок, как вдруг… полувзбесившийся отморозок с финкой в одной руке и с заточкой за голенищем сапога нанес ему смертельный удар в спину.

Но и это еще не все.

Оказывается, на другой день после гибели Евдокима поползли самые невероятные слухи о «кровавой месиловке» в «семерке», которая едва не закончилась столь же кровавым массовым побегом. И виной всему, мол, недавно назначенный начальник колонии, который из-за своей полнейшей некомпетентности и незнания специфики и законов боровской зоны смог допустить подобный взрыв эмоций среди «дошедших до полной ручки» заключенных и сам же подставился под заточку «доведенного до отчаяния» заключенного.

Ни Рябов, ни Юнисов не знали, кто успел распустить слушок о том, что именно полковник Чуянов явился источником «взрывоопасной ситуации» в «семерке», за что и поплатился своей собственной жизнью, однако ни тот, ни другой не сомневались в том, что это было выгодно кому-то не только в администрации колонии, но и в самом районе.

Также Юнисов сказал и о том, что владеет непроверенной пока что информацией, будто кое-кто из контрактников и офицеров боровской «семерки» давно снюхались с южанами и уже давно прикормлены ими, в результате чего южане почувствовали себя на зоне едва ли не полновластными хозяевами. Через них же на зону поступает и наркота.

– И если, – подвел итог Юнисов, – все это суммировать, да и не только это…

– Евдоким знал о спайке южан с контрактниками? – опустив слово «офицеры», спросил Грязнов, думая в то же время о том, что сам Евдоким ему ни о чем подобном не говорил.

– По крайней мере, я его сам об этом предупреждал. Едва ли не сразу, как он принял колонию.

– И что?

– Ты же знаешь Евдокима. Он не принимал каких-либо серьезных решений, пока сам во всем не разберется.

Да, в этом был весь Евдоким Чуянов, каким его знал Грязнов. И эту черту его характера уже невозможно было исправить.

– Ну, а от меня-то вы чего хотите? – спросил Грязнов, когда Юнисов выложил все свои соображения относительно боровской «семерки» и той криминальной ситуации, которая сложилась в районе. – Я-то вам чем могу помочь?

Припоминая этот момент разговора, Вячеслав Иванович усмехнулся невольно. Олег как бы даже стушевался, после чего достал из багажной сумки непочатую бутылку любимого Грязновым армянского коньяка и, не спрашивая согласия гостя, наполнил рюмки.

– Чем, говоришь, помочь можешь? Да хотя бы тем, что возьмешь на себя негласное расследование убийства Евдокима. Я имею в виду истинную подоплеку этого убийства.

Судя по всему, выражение лица у Грязнова было на тот момент, мягко говоря, удивленным, и Юнисов добавил, вздохнув:

– Насколько мне известно, в «семерке» тянут лямку и твои земляки, я имею в виду москвичей, так что, думаю, вам бы…

Вячеслав Иванович едва не рассмеялся, выслушав это предложение.

– Да ты хоть понимаешь, о чем говоришь?! Взять на себя расследование, которое не может вытянуть даже следственная бригада со всеми своими возможностями? Да и вообще, как ты все это себе представляешь?

– Оттого и вытянуть не могут, что это слишком ведомственная, к тому же зашоренная узковедомственными условностями бригада, которую одновременно давят и Москва, и Хабаровск. А ты, с твоим-то опытом и возможностями…

– Какие, к черту, возможности?! – взорвался Грязнов. – Сам же говорил, что в Боровске и на зоне сложилась такая обстановка, что только и остается вывесить плакат «Посторонним вход воспрещен!». И если даже Рябов со своими операми…

Он замолчал, надеясь, что Юнисов спустится в конце концов с небес на землю и уже более трезво оценит возможности удалившегося от оперативной сутолоки генерала, однако полковник продолжал гнуть свою линию:

– Повторяю для особо упрямых. Мои убоповцы и рябовские опера в этом городке, что вошь на белом гребешке. Просматриваются со всех сторон, и на каждый их чих последуют два предупреждающих выстрела. Ты еще, видимо, не знаешь, насколько влиятелен в Хабаровске да, пожалуй, и в Москве, Рогачев, местный глава администрации. Можешь не сомневаться в том, что он способен нейтрализовать любую оперативную разработку, затеянную мной или Рябовым… А ты здесь вроде бы нейтральный человек, близкий друг Чуянова и в то же время столичный генерал, которого не устроил официальный вывод столичной комиссии. Ты решил сам покопаться в причинах столь откровенной ненависти убийцы к хозяину колонии.

– Допустим, – вынужден был согласиться Грязнов. – Но что даст весь этот маскарад? Единственное, что я смогу сделать при таком раскладе, если, конечно, руководство краевого УИНа и администрация «семерки» пойдут мне навстречу, это всего лишь пощупать зону, в чем я сомневаюсь.

Юнисов поднял свою рюмку и пригласил Грязнова последовать его примеру.

– Говоришь, «всего лишь»? Хорошо живете, товарищ генерал.

– Не понял!

– А чего тут понимать? Если бы удалось пощупать зону и попытаться выявить ее завязки с теми, кто оседлал чиновничьи кресла в районе и в Хабаровске, тогда, глядишь, мы смогли бы потянуть за нитку и всю цепочку. А она, судя по всему, своими корнями уходит в российско-китайскую акционерную компанию «Алтынлес». Хотя не исключена возможность, что и повыше.

– То есть, в краевые структуры?

– Да. Хотя также не исключаю возможности, что в этом деле задействована и Москва.

– И ты что же думаешь, что подобное могло твориться и при Чуянове?

Юнисов отрицательно качнул головой.

– Исключено! И как только это осознали те, кому он мешал своим присутствием в «семерке», сам понять должен…

– Ты хочешь сказать, что гибель Евдокима – это все-таки хорошо спланированное убийство?

– Не знаю. – Юнисов развел руками. – По крайней мере, не могу этого утверждать. Однако очень бы хотел прояснить все до конца.

– Но ты же понимаешь, что я не могу так вот просто сказать ни «да», ни «нет»!

– Само собой, – устало произнес Юнисов. – Оттого и даю тебе время подумать до утра. Но учти, и я, и Максимов очень бы хотели надеяться на твою помощь.

* * *

Сравнительно небольшой ритуальный зал не смог вместить всех, кто приехал в Боровск проводить в последний путь полковника Чуянова, и поэтому самые главные слова говорились уже после того, как на боровском погосте отгремел салют почетного караула и автобусы привезли людей в ресторан, где был накрыт поминальный стол. Говорили много и долго, тем более что бутылки с водкой, вином и коньяком никто не считал, и только Грязнов не произнес ни слова, уткнувшись отсутствующим взглядом в свою тарелку. Время от времени он поднимал рюмку и молча пил водку, мысленно поминая Евдокима, который все это время словно стоял перед его глазами. Живой и невредимый, и в то же время язвительно-снисходительный, когда над столом поднимался кто-нибудь из администрации боровской «семерки» и начинал говорить, каким необыкновенным начальником колонии был Евдоким Савельевич и как много он мог бы сделать для колонии, не случись вдруг эта беда.