Книга Прощальная весна - Александр Аде

Итак. Поле Аустерлица. Раненый князь. Подъехавший к нему со свитой Наполеон…

Встаю с дивана, подхожу к окну.

За стеклами темно и мокро. Недавно закончился дождь вперемешку со снегом, и ясно видна дорога, похожая на светящуюся желтую, белую и алую реку, – это ползут огоньки машин. Гомо сапиенсы торопятся домой, туда, где тепло и горит свет. И по большому счету неважно, ждут их там или нет, хотя лучше, чтобы ждали. Главное – в своей квартирке можно поужинать чем Бог послал, поглядеть телевизор, завалиться в постель и уснуть, чтобы утром как встрепанному в холодноватой тьме снова бежать зарабатывать деньги, бабки, бабло, лавандосы, тугрики…

Аустерлиц и дьявол. Сочетание странное, чертовски странное – и крайне любопытное. Ладно, теперь поглядим, нет ли в тетрадке еще чего-нибудь про главного демона (не к ночи будь помянут).

Возвращаюсь к дивану. Снова принимаюсь перечитывать Никины стихи, время от времени скрипя зубами…

Ага, вот оно! «Дьявол, ты стоишь на моем пути, присвоив имя ангела, но буква – одна лишь буква между вами – как бездна. Как пропасть между раем и преисподней!..»

Звоню родителям Ники. Трубку берет Никина мамаша.

– Вы не знаете, – спрашиваю у нее, – человека по фамилии Болконский или что-то вроде того?

– Болконского среди моих знакомых нет, – отвечает она. – А Болонских немало. Моя девичья фамилия Болонская.

У меня перехватывает дыхание. Вдруг начинаю чувствовать сердце. Оно бьется сильно и неровно. И все вопросы, которые крутились в башке, тотчас высвистываются наружу и уносятся за пределы квартиры, города, вселенной.

– Так вы из дворян? – выпаливаю первую попавшуюся фразу, которая не успела улепетнуть из мозгов.

– О своих генеалогических корнях я знаю немного, – судя по голосу, она улыбается. – Но род Болонских действительно дворянский. Древний или нет – не скажу. Как вы понимаете, при советской власти свою принадлежность к дворянству старались не афишировать. Особенно в сталинское время. Тогда в моде было рабоче-крестьянское происхождение.

– А кто из Болонских проживает в нашем городке?

– Попытаюсь перечислить. У меня два брата. Один младше меня, другой старше – я была средней в семье. Младший женат и, к сожалению, бездетен. Теперь что касается старшего… Его супруга в прошлом году умерла. У него двое взрослых детей: дочь и сын. Дочь холостячка, у сына жена и ребенок… Так, считаем… Итого шесть Болонских. Я в этот список не вхожу, поскольку ношу фамилию мужа… – мамаша Ники смеется. – Я вас не запутала?.. Если же вам нужны все Болонские из нашего города, извините, я пас.

– Обойдусь теми, кого вы назвали. Хотел бы потрепаться с ними о Нике. Вдруг да всплывет что-нибудь этакое… э-э-э… любопытненькое, – небрежно заявляю я и даже цыкаю зубом, чтобы показать, насколько мне безразличен будущий разговор.

Но она не клюет на мой беспечный тон.

– Зачем это вам? – спрашивает настороженно.

– Тайна полишинеля… Шучу, никакой тайны, конечно же, нет. Просто – для выяснения обстоятельств – необходимо побеседовать со всеми, кто хоть что-то может сообщить.

– Но мои братья абсолютно ничего не знают, поверьте! А уж дети Стаса и подавно.

– Стас, если не ошибаюсь – это ваш старший брат?

– Он не просто старший, – ее голос набухает сестринской гордостью. – Он, если хотите, – лицо всего рода Болонских. Уважаемый юрист. Президент фирмы «Болонский и партнеры».

– Вот оно как…

– Именно. У него на свою-то семью не хватает времени, а уж на Нику…

– Хорошо, со Стасом более-менее разобрались. Но вы обмолвились, что его дети подавно ничего не знают. Они что, совсем не общались с Никой?

– Павел и Софья намного взрослее Ники. Серьезные состоявшиеся люди. Какие у них могли быть общие интересы с подростком?

– И все же, как было бы замечательно, если б вы позвонили Болонским и попросили их со мной переговорить.

– Что ж, – вздохнув, соглашается она без особого энтузиазма. – Если это так необходимо…

– Это крайне желательно.

– Я всегда готова содействовать вашему расследованию – лишь бы оно дало какие-то результаты, – снова вздыхает мамаша Ники.

– Любите своих родственников? – мягко спрашиваю я.

– Они мне дороги. Все-таки росли вместе (я имею в виду себя и братьев). Такое не забывается. И дети Стаса мне как свои.

– Ну, бывает, что самые близкие по крови люди свирепо ненавидят друг друга.

– В нашем случае не так, – сухо отрезает она.

– Вот и славненько. Тогда ваша замечательная родня будет только рада помочь следствию…

* * *

На следующее утро, едва проснувшись, я уже нетерпеливо бил копытом, ожидая звонка Никиных родителей.

А около полудня разом позабыл и о несчастной Нике, и о ее дворянской родне. И вообще все мысли, связанные с расследованием, вылетели из моей башки.

Я узнал о смерти Алеши Лужинина, журналиста из городской газетенки «Пульс мегаполиса».

И понял, кого совсем недавно видел во сне! Это Алеша был памятником, который вырастал до черного неба, а потом внезапно уменьшался, становясь маленьким, как статуэтка! У памятника было его лицо!.. Я до сих пор помню, как он обрушился и распался на части. Как отлетела голова, отвалилась рука, указывавшая на улицу Бонч-Бруевича, переломилась спина…

Погоди-ка, погоди, какого числа мне приснился этот сон?.. А, точно. В ночь с понедельника на вторник. Следовательно, или двадцать второго, или двадцать третьего марта. А убили Алешу двадцать шестого.

Что это было? Предчувствие? Тогда возникает резонный вопрос: почему сон увидел именно я? Мы с Алешей, в сущности, не были друзьями. И – если совсем честно – даже приятелями не были, хотя я и относился к нему почти с нежностью. И теперь только понимаю, как тянулась к нему моя душа! Иначе не ныло бы сейчас мое сердчишко, точно близкого человека потерял. Он мог бы стать моим другом – и не стал. Прошел я, посвистывая, мимо него. И вот – вою, как пес на луну, а вернуть не в силах ни-че-го. Кругом я виноват перед Алешей.

О его гибели мне поведал оперативник, парнишка лет двадцати пяти. В Алешиной мобиле обнаружился номер моей мобилы, ну и опер желал знать, что же нас такое-этакое связывало.

Я отделался ничего не значащими фразами – если честно, жизнь Алеши была для меня книгой за семью печатями. То он подкинет мне необходимую информацию, то я ему. Пожалуй, я от него получал больше, чем он от меня. Общение было чисто деловое. Разве что максимально дружелюбное.

Когда позвонила Никина мамаша и сообщила, что Болонские общаться со мной не торопятся, очень занятые, я даже обрадовался. Все они, включая погибшую Нику, отодвинулись куда-то далеко, за горизонт, уменьшились и почти исчезли. Их заслонила огромная черная тень Алешиной смерти.