Книга Загадка Катилины - Стивен Сейлор

— Как я вижу, тебе уже принесли вина.

— Да, неплохое вино.

— И это не с самого лучшего виноградника. Мой друг Луций Клавдий гордился своим вином. Ты держишь путь дальше на север?

— Нет, я приехал к тебе.

— Неужели?

У меня замерло сердце. Я надеялся, что он заехал ко мне по дороге.

— У меня к тебе дело, Гордиан Сыщик.

— Скорее Гордиан Деревенщина, если не возражаешь.

— Как угодно. — Марк пожал плечами. — Может, нам удалиться в комнату?

— В это время суток во дворе прохладней и удобней вести беседу.

— Но, может, есть еще какое-нибудь более скрытое от посторонних ушей место? — предположил он.

Мое сердце снова замерло.

— Марк Целий, я и в самом деле рад видеть тебя. Сегодня жаркий день, а дорога такая пыльная. Я рад, что могу предложить тебе вина. А может, ты нуждаешься в отдыхе? Я гостеприимный хозяин. Проехать весь путь из Рима и обратно за один день нелегко даже для такого крепкого молодого человека, как ты, и я предлагаю тебе переночевать у меня, если пожелаешь. Но только при условии, что разговор пойдет исключительно о сенокосе, оливковом масле или виноградниках. Я не хочу вспоминать свои старые дела.

— Мне так и говорили, — сказал он дружелюбно, с бесстрастным блеском в глазах. — Но не беспокойся. Я не предлагаю тебе дела.

— Нет?

— Нет. Я приехал просто попросить об одолжении. Не для себя, но для одного очень важного в городе человека.

— Цицерона, — вздохнул я. — Я так и знал.

— Разве римлянин может отказаться, когда его просит законно избранный консул? — сказал Целий. — Особенно принимая во внимание те связи, которые существуют между вами. Так ты уверен, что нет никакой комнаты, более пригодной для нашего разговора?

— Моя библиотека, пожалуй… но и она не совсем подходит, — добавил я, вспомнив, как два дня назад увидел из ее окна удалявшегося Арата. — Пойдем.

Оказавшись там, я закрыл дверь и предложил ему стул. Сам я сел возле двери в сад, так, чтобы видеть, кто к нам приближается, а также смотреть за окном через плечо Целия.

— Так зачем же ты пришел, Марк Целий? — спросил я, отбросив всякие формальности. — Я же сказал, что в город я больше не вернусь. Если вам нужен кто-то, чтобы раскапывать всякую грязь, то могу предложить вам своего сына, хотя и ему не пожелал бы такой работы.

— Нет, никто тебя и не просит возвращаться в Рим, — сказал Целий спокойно.

— Нет?

— Даже наоборот. Цицерону как раз нужно, чтобы ты оставался в провинции.

— Что-то мне не нравятся ваши планы.

Целий слегка улыбнулся.

— Цицерон так и предполагал.

— Я ведь не орудие какое-нибудь, которое можно в любой момент подобрать и использовать. Хоть он и консул, он такой же гражданин, как и я. Я имею полное право отказаться от его просьбы.

— Но ты ведь еще даже не знаешь, о чем он тебя просит. — Целий казался удивленным.

— О чем бы он ни просил, мне это не нравится.

— Вероятно, но как ты можешь отказаться от возможности помочь государству?

— Пожалуйста, Целий, не надо попусту распространяться о патриотизме.

— Я не преувеличиваю. — Его лицо стало серьезным. — Угроза действительно велика. Ах, мне понятен твой цинизм, Гордиан. Я прожил вдвое меньше твоего, но уже вдоволь насмотрелся и мошенничества, и предательства — хватит и на десять жизней!

Он, вероятно, говорил правду — принимая во внимание то, что воспитывался он в кругу Цицерона. Сам Цицерон учил его ораторскому мастерству, и учеником Целий оказался достойным: слова так и лились из его уст. Из него мог бы выйти неплохой актер или певец. Я поймал себя на мысли, что прислушиваюсь к его словам, а не доводам.

— Государство наше подошло к краю великой пропасти, Гордиан. И если его свалят в эту пропасть — против воли всех добропорядочных граждан — то нас ожидают неприятности и бедствия, какие нам и не снились. Определенные круги общества вознамерились разрушить основы нашей Республики раз и навсегда. Представь себе Сенат по колено в крови. Представь себе, что вернулись мрачные дни правления Суллы, когда любого гражданина можно было без всяких причин назвать врагом государства. Ты, должно быть, помнишь, как по улицам шныряли банды подонков с отрезанными головами в руках, за которые им полагалась награда от Суллы. Только на этот раз безвластие распространяется быстрее, не встречая препятствий, словно круги по воде от брошенного в пруд камня. На этот раз враги хотят не просто переделать законы по-своему, но отменить их насовсем, чего бы это им ни стоило. У тебя теперь есть поместье, Гордиан. Неужели ты хочешь, чтобы его отняли у тебя силой? А так, вероятнее всего, и случится, поскольку все устои государственной власти обратятся в прах. И тебя не спасет то, что ты покинул Рим и живешь в провинции. Можешь прятаться в стогу сена, если тебе угодно, но и там разбойники найдут и прикончат тебя.

В течение некоторого времени я сидел молча и даже не моргал.

— Недурно сказано, Марк Целий! Ты почти околдовал меня своими речами! Цицерон прекрасно обучил тебя своему мастерству. От твоих риторических упражнений у любого волосы на голове встанут дыбом!

Он поднял брови и прищурил глаза.

— Цицерон предупреждал, что тебя невозможно убедить. Я сказал ему, чтобы он лучше послал того раба, Тирона. Ты его хорошо знаешь и доверяешь ему…

— Да, я всецело доверяю и уважаю его, потому что он человек порядочный и с добрым сердцем, но его легко переспорить, поэтому Цицерон и не послал его. Нет, он выбрал своим представителем тебя, Марка Целия, но он не мог знать о моем презрении и отвращении к римским политикам и о нежелании вмешиваться в дела его консульства.

— Так неужели мои слова ничего для тебя не значат?

— Они значат только то, что ты напрасно овладел умением строить пылкие речи, делая вид, что они волнуют и тебя самого.

— Но все это правда. Я ничего не преувеличил.

— Целий, пожалуйста, перестань! Ты прекрасный образец римского политика. Тебе не обязательно говорить правду, и при этом ты любого в чем хочешь убедишь.

Он сел на стул и немного подумал, собираясь с мыслями. Глаза его блестели. Потом он погладил бородку и сказал:

— Ну, хорошо, Республика для тебя ничего не значит. Но ты же печешься хотя бы об остатках своей былой чести римлянина.

— Ты в моем доме, Целий. Попрошу тебя не оскорблять меня.

— Хорошо, не буду. Не буду и спорить с тобой. Я просто напомню об услуге, которую тебе оказал Марк Туллий Цицерон и за которую ты теперь платишь неблагодарностью. Но я верю в твою честность и надеюсь, что ты его не подведешь.

Я беспокойно заерзал на стуле. В проем двери влетела оса и тихо зажужжала. Я вздохнул, предчувствуя свое поражение.