Книга Религия для атеистов - Ален де Боттон

С другой стороны, когда мы сами причиняем кому-то боль и не хотим извиниться, очень возможно, что такие действия приводят к невыносимому чувству вины. Мы можем очень сожалеть о содеянном, но быть не в силах заставить себя попросить прощения. Мы избегаем наших жертв и проявляем по отношению к ним недопустимую грубость не потому, что нас не волнует содеянное, а потому, что мы недовольны собой. Таким образом, наши жертвы страдают не только от первоначальной обиды, но и от последующей холодности, с которой мы начинаем к ним относиться из-за того, что нас мучает совесть.

3

Все это помогает поправить День искупления. Период, когда право человека на ошибку признается истиной, облегчает признание в ней тем, кто ошибся. Гораздо проще покаяться в содеянном, когда высший авторитет говорит нам, что все мы можем ошибаться, но нас, как и детей, можно простить.

День искупления – огромное очищение души, и остается только пожалеть, что в году он только один. Секулярный мир без ущерба для себя мог бы приспособить для своих нужд аналог Дня искупления и начинать с него каждый квартал.

в) Наша ненависть к общности

1

Наивно предполагать, что мы не можем создавать крепкие общности всего лишь по одной причине – стесняемся поздороваться с другими. Часть нашей социальной отчужденности берет начало в тех гранях человеческой натуры, которые не заинтересованы в общественных ценностях, тех сторонах нашего характера, которым скучна или отвратительна верность, самопожертвование, сочувствие, а куда больше по нраву нарциссизм, зависть, злоба, половая распущенность и неспровоцированная агрессия.

Религия прекрасно осведомлена об этих тенденциях и признает: если общности хотят существовать нормально, им необходимо на это воздействовать, но не просто подавлять, а искусно очищаться и избавляться от них. Религия предлагает набор ритуалов, многие из которых на первый взгляд кажутся странными, но их цель – безопасным образом избавить нас от злобного, разрушительного, нигилистического в нашей натуре. Эти ритуалы, разумеется, не афишируют свое назначение, потому что в этом случае многие потенциальные участники в ужасе разбегутся, но их продолжительное существование и популярность доказывают, что они способствуют достижению чего-то важного.

Первые общественные ритуалы эффективно находили золотую середину между потребностями индивидуума и группы в целом. Если позволить нашим импульсам свободно себя проявлять, они неизбежно разрушат наше общество. Если же жестко их подавлять, под угрозу будет поставлена психика индивидуумов. Ритуал, таким образом, примиряет индивидуума и коллектив. Это контролируемое и зачастую эстетически трогательное очищение. Ритуал определяет пространство, в котором наши эгоцентрические желания на какое-то время получат волю ради долгосрочной гармонии и гарантированного выживания общности.

2

Мы видим, как это работает в иудейских ритуалах, связанных со смертью члена семьи. Существует опасность, что скорбящий будет так сокрушен горем, что прекратит выполнять свои обязанности по отношению к общности. Последнему по этой причине выдана инструкция, с одной стороны, разрешать скорбящему выражать свое горе, но при этом усиленно на него воздействовать, чтобы со временем он вернулся к нормальной жизни.

Семь дней шивы, которые следуют за смертью, разрешается без ограничений выражать свои чувства, далее наступает период, с 8-го по 30-й день, большей сдержанности (шлошим), в который скорбящий освобождается от многих групповых обязанностей, а затем более продолжительный период до года (шнейм асар чодош), когда усопший поминается в молитвах во время служб в синагоге. В конце года, после установки памятника (мацевы), молитвы, еще одной службы и домашних поминок, скорбящий должен полностью вернуться к нормальной жизни и выполнять все обязанности, возлагаемые на него обществом.

3

За исключением похорон, большинство коллективных религиозных ритуалов отличает ярко выраженное веселье. Они проходят в залах с горами еды на столе, танцами, обменом подарками, тостами и в атмосфере легкомыслия. Но под радостью зачастую прячется и грусть людей, которые находятся в центре событий, потому что они отдают что-то такое, чем выделялись в общности. Ритуал, по правде говоря, это форма компенсации, трансформационный момент, когда изменение должно быть переварено и подслащено.

Трудно бывать на большинстве свадеб, не осознав, что эти празднества на каком-то уровне отмечают печаль, кончину сексуальной свободы и индивидуального любопытства ради детей и сексуальной стабильности, а компенсацией от общности служат подарки и речи.

Иудейская церемония бар-мицва – еще один внешне веселый ритуал, который призван снизить внутреннее напряжение. Хотя очевидно, что связан он с празднованием момента, когда еврейский юноша становится взрослым, он во многом сосредоточен на том, чтобы примирить родителей с тем, что их сын стал взрослым. Родителям трудно смириться, что под периодом воспитания, начавшимся с рождения, подводится черта и – особенно это касается отца – скоро им самим придется бороться с угасанием, завистью и негодованием, потому что новое поколение уже стоит с ними наравне и скоро их превзойдет. В день церемонии отца и мать сердечно поздравляют с достижениями их ребенка, но при этом мягко побуждают позволить ему идти своим путем.

Религия мудра в том, что не ожидает от нас самостоятельного обуздания наших эмоций. Она знает, как сложно и унизительно признаваться в отчаянии, сладострастии, зависти и эгоизме. Она понимает, как трудно приходится нам, когда надо найти способ сказать матери, что мы злимся на нее, или нашему ребенку, что мы завидуем ему или ее будущему супругу, так что его свадьба пугает нас в той же мере, в какой и радует. Религия, таким образом, дает нам специальные дни, под прикрытием которых можно перебороть негативные чувства. Она дает нам стихи, чтобы произносить их вслух, и песни, чтобы их петь, пока ведет нас по опасным закоулкам нашей психики.

Как выразить печаль, не позволив ей поглотить человека целиком? Она может заставить забыть про жизнь и общество. Открытие надгробного камня на могиле отца через год после смерти на еврейском кладбище.

Но прежде всего религия понимает, что принадлежать к общности и крайне желательно, и совсем нелегко. В этом смысле религия куда изощреннее, чем мирские политические теоретики, которые так проникновенно пишут о потере чувства общности, одновременно отказываясь признавать неизбежные отрицательные аспекты социальной жизни. Религия учит нас быть вежливыми, уважать друг друга, быть верными и трезвыми, но она также знает: если не разрешать время от времени вести себя иначе, можно сломать нашу душу. Искушенная в житейских делах, религия отдает себе отчет, в каком долгу доброта, вера и нежность перед своими противоположностями.

4

Средневековое христианство определенно понимало эту раздвоенность. Большую часть года оно проповедовало серьезность, порядок, сдержанность, братство, искренность, любовь к Богу и половое воздержание, а потом в канун Нового года отпирало замки коллективной психики и объявляло festum fatuorum, Пир дураков. Четыре дня мир стоял на голове: священники играли в кости на алтаре, ругались, как биндюжники, вместо того чтобы говорить «аминь», устраивали пьянки в нефе, выпускали газы под аккомпанемент «Аве Мария» и пародировали Святое Писание (Евангелие от куриной гузки, Евангелие от ногтя мизинца святого Луки) в проповедях. Упившись элем, они переворачивали священные книги вверх тормашками, адресовали молитвы растениям, мочились с колоколен. Они привязывали огромные вязаные члены к своим рясам и вступали в половые контакты с любым, будь то женщина или мужчина, кто изъявлял такое желание.