Книга У кромки воды - Сара Груэн

Моя свекровь, Эдит Стоун Хайд, выпрямившись, сидела на краешке атласного, цвета яйца малиновки, жаккардового кресла в стиле Людовика XIV. Ее серые глаза были прикованы к нам с той секунды, как мы появились на пороге.

Эллис быстро прошел по ковру и поцеловал мать в щеку.

– С Новым годом, мама, – сказал он. – Надеюсь, тебе лучше.

– Да, с Новым годом, – поддержала я, шагнув вперед.

Она обратила взор на меня, и я замерла. Губы ее были сжаты, глаза не моргали. У каминной полки подрагивали усы полковника. Кенар перепорхнул с жердочки на стенку клетки и уселся там, вцепившись лишенными плоти пальцами и прозрачными коготками в прутья.

Тик-так, шли часы. Мне показалось, что сейчас у меня подогнутся колени.

– Лучше… Хм… Лучше ли мне…

Она говорила медленно, внятно, обдумывая каждое слово. Лоб ее пересекла легчайшая морщина. Потом она побарабанила пальцами по подлокотнику кресла, начав с мизинца и выбив дробь дважды, а потом поменяла порядок. Ритм лошадиного галопа. Казалось, молчание тянется бесконечность.

Внезапно она взглянула на Эллиса.

– Ты имеешь в виду мою мигрень?

– Конечно, – с чувством произнес Эллис. – Мы понимаем, как ты мучаешься.

– Понимаете? Как вы добры. Оба.

Тик-так.

Эллис выпрямился, поправил галстук и отошел к буфету, налить выпить. Виски для мужчин, шерри для дам. Сперва он подал бокал матери, потом отцу, потом принес наши.

– Расскажи, как прошла вечеринка? – сказала его мать, глядя на тонкий хрустальный бокал, который держала на коленях.

Голос ее был совершенно лишен выражения.

– О, это было что-то, – ответил Эллис, слишком громко и слишком оживленно. – Пью умеют все организовать. Оркестр, шампанское рекой, бесконечные подносы со всякой вкусной мелочью. Так и не скажешь, что война идет. Миссис Пью, кстати, о тебе спрашивала. Очень огорчилась, что ты нездорова. А самое смешное было, когда пробило полночь, вы не слышали? Об этом еще долго будут говорить.

Полковник хмыкнул и залпом выпил виски. Кенар перепрыгнул на другую сторону клетки.

– Я многое слышала, – холодно произнесла свекровь, по-прежнему глядя в свой бокал.

Ее глаза уставились на меня.

К моим щекам прилила кровь.

– В общем, мы все стоим, – отважно продолжал Эллис, – идет обратный отсчет до полуночи, и вдруг раздается просто страшный взрыв. Мы, хоть и на другом континенте, представьте, что себе вообразили! Мы чуть было…

– Молчать! – взревел полковник, поворачиваясь к нам.

Его щеки и мясистый нос побагровели. Брыли тряслись от ярости.

Я сжалась и вцепилась в руку Эллиса. Даже моя свекровь подпрыгнула, хотя почти сразу взяла себя в руки.

В нашем случае битвы выигрывались хладнокровным вонзанием кинжала в спину или тихим поворотом винта. Люди сгибались под тяжестью удержанного вздоха или тщательно выбранных слов. Кричать было просто не принято.

Полковник со стуком опустил свой уже пустой бокал на каминную полку.

– Вы что, за идиотов нас держите? Думаете, мы не слышали про подлинную кульминацию вечера? Про то, о чем действительно будут говорить еще годы? О вашем беспардонном, распущенном… вашем позорном поведении?

А дальше оскорбления и ярость слились в неразличимый поток. Мы явно не просто напились и выставили себя дураками, и то, как Эллис вышел из себя, было не худшим его проступком. Судя по всему, он во всеуслышание объявил о том, что мы решили отправиться на охоту за чудовищем, чтобы «показать старику», продолжая шумно распространяться о своих планах даже тогда, когда Хэнк ногой упихивал его на заднее сиденье машины.

Полковник и Эллис сближались по огромному шелковому ковру, тыча друг в друга пальцами и пытаясь друг друга перекричать. Полковник обвинил нас в том, что мы пустились во все тяжкие, чтобы его опозорить, в том, что мы – отвратительные выродки и в целом бесполезны для общества, а Эллис возражал, что он ничего не умеет делать и что полковник тоже ничего не делает. Чего ждал от него отец? Что он найдет работу?

Свекровь сидела молча, невозмутимо, сохраняя королевское спокойствие. Ее колени и щиколотки были тесно составлены, как подобает леди, ноги слегка склонены вбок. Она держала бокал шерри, к которому не притронулась, за ножку, и глаза ее при каждом особенно успешном повороте радостно расширялись. Потом она без предупреждения сорвалась.

Полковник как раз обвинил Эллиса в том, что он удачно предъявил дальтонизм, когда был нужен своей стране, и эта трусость заставила полковника – отца и ветерана – испытать сильнейший стыд в жизни, когда Эдит Стоун Хайд резко развернулась к мужу с огромными от ярости глазами.

– Как ты смеешь так говорить с моим сыном!

Насколько мне было известно, прежде она в жизни не повышала голос, тем больше было потрясение. Продолжила она сдержанным, но пронзительным голосом, дрожавшим от праведного негодования: Эллис ничего не мог поделать со своим дальтонизмом, так же, как другие несчастные – с тем, что у них пальцы сросшиеся, разве непонятно, и дальтонизм, кстати, достался ему не по ее линии. Заговорив о наследственности, она обвинила эту (тут она выбросила руку и указала на меня) в падении Эллиса. Неуравновешенная потаскуха, совсем как ее мать.

– Придержи язык! Ты говоришь о моей жене! – выкрикнул Эллис.

– Она не была потаскухой! – пробасил полковник.

Секунды две, может, три, в комнате было тихо, только тикали часы и бил крыльями кенар, пришедший в крайнее волнение. Он метался по клетке, превратившись в бледно-оранжевое размытое облако, и бился о прутья, роняя крохотные пушистые перышки.

Мы с Эллисом в ужасе посмотрели друг на друга.

– Ах вот как? – спокойно произнесла свекровь. – Тогда кем же она была, дорогой?

Полковник шевельнул губами, словно хотел ответить, но слова не шли.

– Ладно. Я всегда подозревала. Видела, как ты на нее смотрел, – продолжала свекровь.

Ее глаза неистово горели от неприличия всего происходящего.

– По крайней мере, ты не был настолько глуп, чтобы с ней сбежать.

Мне едва не захотелось вступиться за полковника, заметив, что на мою мать так смотрели все – просто не могли ничего с собой поделать, – но у меня хватило ума не открывать рот.

Свекровь внезапно повернулась к Эллису:

– А ты… я тебя предупреждала. Как бы неловко мне ни было, я, возможно, могла бы стерпеть, если бы ты просто решил уйти в загул, попастись на воле, но нет, несмотря на все крайне подходящие партии, что у тебя были, ты улизнул, чтобы жениться, – она замолчала, поджала губы и быстро покачала головой, решая, как меня назвать, – на этом. И я была права. Яблочко от яблони недалеко падает. То, какую жизнь ведете вы двое и этот скот Бойд, воистину позорно. Я с ужасом думаю о внуках. Хотя, честно говоря, я почти утратила надежду. Возможно, оно и к лучшему.