Книга Разбитые звезды - Меган Спунер

Казармы удобны, но просты, и через них виден металлический каркас корабля. Здесь я чувствую себя в своей стихии. Несмотря на то что очистители неустанно пыхтят от усердия, воздух влажный и пропитан запахом пота. Ребята, которые здесь тренируются, скоро отправятся в одну из колоний подавлять очередное восстание мятежников. Забери у меня медали, лиши звания – и я бы тоже туда отправился, увидел бы чудеса видоизмененной планеты и разъяренных мятежников. Эх, если бы…

Сержант еще с минуту изучает меня взглядом, а потом поворачивается к учебному плацу.

– Младший сержант Адамс, выйти из строя! Вы следующая.

Она чуть старше меня, на пару дюймов ниже; светлые волосы стоят торчком. Разминаясь, она бросает мне мимолетную улыбку. Я вздыхаю и готовлюсь к бою. Буду драться, пока не свалюсь с ног от усталости.

Мы кружим, глядя друг на друга, и я вижу, что она очень быстрая и проворная. Вот такая девушка мне подходит – знаешь, чего от нее ждать. И она не будет строить козни, как интриганки из высшего общества. Глядя на нее, я вдруг вспоминаю строчку из маминого стихотворения: «Быстра, как свет, сильна, как ветер».

Адамс снова мне улыбается, и на мгновение я снова наслаждаюсь улыбкой Лилиан Лару, ее голубыми лучистыми глазами…

Но миг спустя я уже вижу металлическую решетку в потолке. Младший сержант Адамс поставила свою босую ногу мне на горло. Бой окончен. Я медленно поднимаю руку, на секунду решив, что могу схватить ее за лодыжку, но вместо этого показываю ей открытые ладони. Она меня одолела. А все потому, что думать надо было о бое, а не…

Она убирает ногу и протягивает ладонь, предлагая помощь. Я хватаюсь за нее и поднимаюсь на ноги.

Теперь из-за мисс Лару мне еще и надрали зад на тренировке. Может, она перестанет портить мне жизнь?

Поглядывая на сержанта, я сцепляю руки за головой и выгибаю спину, пока не чувствую, как тянутся мышцы. Сержант отправляет Адамс к следующему противнику и подходит ко мне поближе.

– Сынок, не знаю, на кого ты тут злость срываешь, но иди лучше постреляй по мишеням, – строго говорит он.

Я не хочу стрелять. Мне до смерти хочется кого-нибудь поколотить.

– Пожалуйста, сержант, я…

Пол под ногами вдруг заходил ходуном, и мы с сержантом едва не теряем равновесие. На секунду мне кажется, что меня кто-то толкнул, но потом я понимаю, что это трясется корабль.

Я широко расставляю ноги, готовясь к новому толчку. В тренировочном зале мгновенно воцаряется тишина: все смотрят вверх на громкоговорители и ждут объяснений. Я много недель провел на «Икаре», и все это время корабль оставался стабильным и надежным.

Все молчат, а мы с сержантом переглядываемся.

Он медленно качает головой и пожимает широкими плечами.

Где же объявление?

Разузнать, что случилось, можно наверху. Кто-нибудь да скажет богачам, что с кораблем. Иначе быть не может. Я обуваюсь, выбегаю из тренировочного зала и будто попадаю в другой мир. Если наверху все блестит и сверкает, а ноги ступают по мягким коврам, то здесь, внизу, все просто и без изысков.

Проходы, заполненные людьми, перекрещиваются и переплетаются, как лабиринт. Кто только не живет на нижней палубе: рабочие, которые по часам настраивают на корабле освещение и музыку; переселенцы в поисках новых колоний; путешественники, которые решили сэкономить на билете; те, кто просто едет навестить своих родственников. Слева я слышу взволнованный шепоток на испанском, неподалеку кто-то ругается на ирландском. Кучка миссионеров, задавшихся целью просветить невежественных мятежников на новых планетах, глядит на всю суматоху так отрешенно, будто им ни до чего нет забот. Среди этого шума и суеты нет ни одного джентльмена в цилиндре или девушки в вечернем платье.

Лязгают металлические трапы, возгласы на Общем языке эхом отражаются от коридорных стен, и чем выше я поднимаюсь, тем реже слышу другие языки. Всем интересно, что случилось, но никто не знает наверняка.

На экранах, которыми увешаны стены и потолки, непрерывно мелькает реклама. Сквозь толпу я протискиваюсь к лестницам, ведущим на палубу первого класса, и прямо передо мной загорается трехмерная голограмма: женщина в ядовито-розовом костюме кошки радушно приглашает меня заглянуть в клуб в хвостовой части корабля. Я прохожу прямо сквозь голограмму.

У меня вдруг скручивает живот, будто от приступа космической болезни. Я замечаю, что дурно не мне одному: люди в толпе побледнели.

Космическая болезнь? Откуда? Я летал по Галактике на таких хлипких кораблях, что на них из-за шума двигателей не было слышно даже собственного голоса, – меня и то ни разу не вывернуло. Кажется, я перестарался на тренировке.

Я чувствую, как металлический пол в коридоре дрожит от топота бегущих людей. Но что-то все равно не так. Внезапно экраны вокруг замирают, песни и голоса за кадром обрываются, и коридоры заполняет женский голос.

– Вниманию всех пассажиров! В течение нескольких минут будут выключены гиперпространственные двигатели корабля. Данная процедура является частью плановой проверки рабочего состояния «Икара». Вы можете ощутить незначительные колебания. Во время проведения плановой проверки просьба сохранять спокойствие.

Ее голос звучит спокойно, но я не стал бы дважды повторять «плановая» в одном объявлении, если бы не хотел, чтобы люди что-то заподозрили. За два года космических путешествий я только однажды видел нечто подобное: полгода назад неподалеку от Эйвона. Тогда тоже выключили гиперпространственные двигатели, и кораблю, в котором все держалось на честном слове, удалось кое-как сесть.

Но это «Икар». Шикарный, новейший корабль, который в орбитальном доке построила столь влиятельная корпорация, что ей было под силу видоизменять планеты. Наверняка Родерик Лару убедился, что «Икар», несмотря ни на что, удержится в гиперпространстве.

Я бегу по коридору, не обращая внимания на то, что после тренировки ноги будто налились свинцом, и поднимаюсь по лестнице, держась одной рукой за перила, – на всякий случай. И не зря: на полпути я вновь чувствую «незначительные» колебания.

Корабль так сильно трясет, что дрожат пол и стены. Колебания усиливаются, у людей подкашиваются ноги, они кричат и хватаются за перила.

Безумие в толпе растет с каждой секундой; я проталкиваюсь к лестнице и мчусь со всех ног, чтобы поскорее добраться до следующего лестничного пролета. Там я прижимаю ладонь к сканеру, и дверь бесшумно открывается.

Я лечу на свою палубу по коридорам, полы которых устланы роскошными коврами. Палуба Лилиан Лару. Внутри толпятся люди – пассажиры выскакивают из кают и спрашивают друг у друга, что случилось. Сейчас не время останавливаться и глазеть на женщин одна другой краше в дорогих ночных сорочках, – мне надо бежать.

Когда я поворачиваю к своей каюте, тихую музыку в коридоре прерывают три резких сигнала тревоги. Снова звучит голос той женщины, только на этот раз в нем явственно слышится страх, хоть она и старается его не выдавать.