Книга Правило муравчика - Александр Архангельский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кормилитки на секунду подняли глаза, но тут же опустили и продолжили, как ни в чем не бывало, лакировать, расчесывать, читать.
– Кто это? – слабым голосом спросил Папаша. – Я без очков не вижу.
– Мужчина, – ответили стыдливо кормилитки. – С голубиным крылышком в зубах. А больше мы не разглядели.
– Эх вы, благочестивые кокетки, – вздохнул первосвятитель. – Ладно, сам поговорю. Тем более он с голубиным крылышком. Должно быть, миротворец. Спускайся, сынок, расскажи – кто ты, что ты, чего тебе надо.
Мурчавес осторожно спрыгнул вниз, не зацепив ни кошечек, ни маникюрные пилки, ни щетку. Отряхнулся вежливо, от морды к хвосту, элегантно поклонился, преподнес Папаше неразменное крылышко и завел осторожную речь.
Он понимал, что этот шанс последний, права на ошибку нет, нужно взвешивать каждое слово.
– В нашем мире торжествует грех, святой отец.
– Так, так, – согласился Папаша.
– Этот грех нельзя победить в одиночку.
– Как же ты прав! – восхитился Папаша.
– Котам необходимо обрести единство.
– Несомненно, сын мой, несомненно, – и Папаша засмеялся тихим смехом.
– А этому мешают ложные учения.
– Правда глаголет твоими устами!
– И только лишь учение котоликов способно примирить противоречия.
– Услаждающая речь!
– Так, значит, вы готовы действовать?
– Мммм. Действовать. Хорошая идея. Надо будет над нею подумать.
И Папаша почему-то поскучнел. Но Мурчавес, вдохновленный прекрасным началом, не обратил внимания на тонкости; напрасно.
– Поручите это мне! – воскликнул он.
– Что поручить? – искренне изумился первоверховный.
– Процесс объединения!
– Объединения кого?
– Котов!
– Каких котов?
– Всех!
– Зачем?
– Но мы же только что об этом говорили! Чтобы истина торжествовала, чтобы ересь котославия и ложь котометанства уступили место правильному, мудрому учению котоликов и чтобы…
– Погоди, не спеши, молодой человек. Какой ты горячий. Действовать надо с умом. Ты сегодня высказал мудрую мысль: в нашем мире торжествует грех.
– Вот видишь!
– Надо ее обсудить. В этой мысли целых три вопроса. Первый. Что есть грех? Второй. Почему он торжествует? Третий. Что такое современный мир?
– Так давай же обсудим сейчас! И сразу же начнем объединяться! Я готов!
– Нет-нет, мы соберем ученейших котов и начнем дискуссию по первому вопросу. Думаю, что поколения за три—четыре мы управимся, найдем необходимые определения, которые позволят приступить ко второму вопросу…
И Мурчавес подумал, что он проиграл.
Всходило солнце, заходило солнце, приливы сменялись отливами, ночи становились холоднее, день короче, надвигалась сырая приморская осень. Но в кошачьей жизни ничего не изменилось.
Премурдый Мурдыхай продолжал диктовать свой Кошрут.
Дважды в день Верховный Жрец вскарабкивался на скалу.
Вселенский Котриарх по-прежнему не принимал.
Папаша размышлял о тайнах мироздания.
Кока-которцы ловили рыбу, пепси-которцы кальмаров с осьминогами, мурчалойцы строго соблюдали принципы халявности.
Все были заняты привычным делом, и поэтому никто не обратил внимания на то, что Мурчавес пропал. Даже постаревшая мамаша. Что, в конце концов, неудивительно. У мамаши было шестьдесят детей, а может быть, все семьдесят; она давно потеряла им счет. И дружить он ни с кем не дружил, а своей семьей не обзавелся. Только из корзины одинокой Муфты доносились сдавленные всхлипы. Куда же ты делся, Мурчавес? Приходи ко мне писать «Майн Кун»…
А на излете сентября от корзины к корзине поползли пугающие слухи. Будто бы на подступах к кошачьим поселениям стали замечать собак! Бродячих! Голодных! И злых! Слухи стали обрастать деталями. Якобы передовой отряд собачьих сил перевалил через горную гряду, разбил в соседней долине привал и по ночам выходит на разведку. Страшные морды опущены, мокрые носы блестят при лунном свете, псы облезлыми хвостами заметают след. То подберутся к Мурчалою, изучат все ходы и подступы. То обследуют окраины обоих Которов – появятся, обнюхают и пропадут.
Не все хотели верить этим россказням, некоторые скептики ворчали: ну вас, откуда здесь взяться собакам?
Но слухи нарастали, как лавина.
На рыночной площади (она вплотную примыкала к спальному району и тоже была разделена границей) с утра до вечера судачили торговки; не обмахивали прилавки хвостами, не шипели на чаек, не сбрызгивали рыбу. Рыбий глаз мутнел, светлели жабры, толстые мухи противно жужжали, чайки издавали плотоядный вопль, камнем падали вниз, выхватывали каракатицу или розовую барабульку и, покрякивая сквозь сжатые клювы, уносились вдаль. Но кошкам было сейчас не до них.
– А говорят, что у одной собаки человеческая голова! – причитала, выпучив глаза, трехцветная кошка по прозвищу Жорик (у нее было мужское имя, так случается). – Честно-честно! Мне рассказала соседка, а ей говорила подруга, а подруга врать не станет, вот ей-бо!
– Ужас-то какой! – восклицали товарки.
– А мне сказывала знающая кошка, – подхватывала мурчалойка, свесившись с плато, – что собаки готовят войну. Наших мужей они убьют, детей съедят, а нас… нас… возьмут себе в жены!
– Ах! – в один голос воскликнули все. – Что же нам, несчастным, делать?
– Надо прятать детей! А коты пусть готовятся к бою! А мы должны пополнить склады продовольствия!
С каждым часом голоса звучали громче, гнев нарастал, страх тоже. Казалось, кончится торговый день, и кошки, побросав товар, помчатся призывать котов на бой и рыть защитные окопы и траншеи. Но ничего подобного не происходило; кошки быстро впадают в раж, но еще быстрее выпадают из него. Солнце опускалось в море, надвигалась холодная ночь, и гасло боевое настроение. Кошки занимались обустройством: кто готовил ужин для отца и мужа, кто вылизывал котятам лапы и хвосты. А собаки… что собаки… завтра будет завтра, и тогда поговорим.
Что же до котов, то они не доверяли бабьим сплетням. Какие человеческие головы? собаки-котоеды? бред! К проблеме надо подходить рационально. С одной стороны, с другой стороны. Разбираем расклад. Ежели предположить, что их колонна наступает, то надо рассудить, чем отвечают наши…
Вскоре в Кока-Которе составился кружок, в который принимали лишь самых степенных, самых вальяжных котов; здесь соблюдался принцип экс-территориальности, поэтому членами клуба были некоторые пепси-которцы и даже один особо одаренный мурчалоец. Изредка, скорей для развлечения, приглашали в гости многообещающую молодежь.
