Книга Падшие в небеса.1937 - Ярослав Питерский

Павел откинулся на стуле и размял виски. Закурил папиросу. Неожиданно захотелось спать. Сон начал сковывать сознание, бороться не было сил. Чтобы не отключиться, Клюфт вскочил со стула и несколько раз присел. Посмотрев на ходики на стенке, удивился – без пяти шесть утра!

– Ну, все! Пишу, что в голову лезет, и надо идти! – буркнул себе под нос Клюфт и вновь сел за машинку.

Но фраза не лезла. Мысли как будто отключились. Неожиданно прозвучал глухой голос его гостя:

– Вы, я вижу, мучаетесь с кодой?

Павел посмотрел на Иоиля и удивился. Тот внимательно смотрел на хозяина комнаты.

– А вы что, не спите?

– Нет, я все это время не спал. Я просто вам не мешал. А вот сейчас чувствую, что у вас трудности. Мыслей нет. Не знаете, чем закончить.

– Откуда вы это знаете? – спросил опешивший Клюфт.

– Вижу. Когда человек не знает, чем закончить, он мучается, трет виски, делает приседание. Вы этим занимаетесь. Вот я и решил: вы не можете закончить свою статью. Не так ли?

– Так, – выдавил из себя Клюфт.

– А хотите, я вам помогу?

– Как? – Клюфт подкурил очередную папиросу.

Руки у него дрожали. Спичка затряслась, и ее огонь опалил ресницы.

– Да я вам могу, ну допустим, мысль подсказать. Вот, например, вы же должны написать, что эти люди понесут наказание?

– Какие люди?

– Ну, те, о которых вы пишете в статье? – Иоиль словно надсмехался над Клюфтом.

Павел хмыкнул и, глубоко затянувшись папиросой, попытался успокоиться.

«Ерунда. Этот тип элементарно подсмотрел, что я печатаю, а я и не заметил», – подумал Клюфт.

– И какую же мысль вы можете мне подсказать? – спросил он скептически у богослова.

Тот пожал плечами:

– Ну, допустим, вот эти люди должны получить по заслугам. А вы должны написать крепкую фразу, которая вселит в читателей неизбежность этого наказания, так ведь?

– Ну, так.

– Ну, тогда напишите что-то типа: «Доколе невежды будут любить невежество? Доколе буйные будут услаждаться буйством? Доколе глупцы будут ненавидеть знание? Но упорство невежд убьет их, а беспечность глупцов погубит их! И придет им ужас, как вихрь! Принесет скорбь и тесноту! А мы посмеемся над их погибелью, порадуемся, когда придет к ним ужас!» Вот так, примерно.

Клюфт был поражен. В этих словах столько энергии, что у Павла перехватило дыхание. Он тяжело дышал. На лбу выступили капельки пота. Этот странный богослов сказал все очень емко, а главное – попал в точку. Клюфт невольно потянулся к машинке. Он, стесняясь, тихо переспросил:

– Как вы там сказали?

– Доколе невежды будут любить невежество? Доколе буйные будут услаждаться буйством? Доколе глупцы будут ненавидеть знание? Но упорство невежд убьет их, а беспечность глупцов погубит их! И придет им ужас, как вихрь! Принесет скорбь и тесноту! А мы посмеемся над их погибелью, порадуемся, когда придет к ним ужас!

Пальцы сами выбивали слова, барабаня по кнопкам печатной машинки. Павел торопился. Ему казалось, еще чуть-чуть и он забудет фразу, произнесенную богословом. Но слова в голове звучали, словно эхо в огромном каменном тоннеле. Эхо! Клюфт дописал и откинулся на стуле. Ему вдруг стало совсем спокойно. Сердце ритмично разгоняло кровь по телу. В руках и ногах была какая-то неведомая ранее легкость.

– Ну как, я вам помог? – смиренно спросил Иоиль.

Клюфт закрыл глаза. Ему не хотелось отвечать этому человеку. Зачем? Признаться в том, что он сказал нужную ему фразу? Ему! Этому, как он говорит, богослову! Ему, может быть, сумасшедшему?! Нет, молчать. Молчать – это лучшее.

Клюфт вытащил лист из машинки. Он перечитал все, что только что написал. Статья получилась яркая и, главное, едкая. Наполненная энергией! Этой невидимой энергией ненависти! Ненависти к тем страшным людям, врагам народа! Людям, которые пытаются разрушить устои. Устои всего, что есть сейчас! Всего государства. Павел вдруг ощутил приступ блаженства от своей жестокости. Жестокости к этим мерзавцам и негодяям! Клюфт улыбнулся. Ему стало смешно и немного стыдно за то, что он еще несколько часов назад сомневался в их виновности. Этот Лепиков, прораб, вредитель. Человек, по вине которого погибли сотни коров, которые так необходимы его полуголодной стране.

Павел очнулся, когда почувствовал холод. Рядом с ним стоял Иоиль. Он внимательно смотрел на Клюфта. От богослова веяло ледяной пустотой.

– Господи! Да ведь вы замерзли?! От вас холодом прямо-таки тащит! – виновато улыбнулся Клюфт.

– Что вы сейчас сказали? – робко спросил Иоиль.

– Я говорю, от вас холодом как от покойника веет, – хмыкнул Павел и отвернулся.

Он посмотрел в маленькое окошко под потолком. На улице уже скрипели каблуки прохожих. Шесть утра. Нужно было идти на работу.

– Ну, вот видите, вы сами себе противоречите, – весело заявил Иоиль.

Богослов подошел к вешалке и надел длинный и грязный на вид плащ.

– Что противоречу? – удивленно переспросил Клюфт.

Ему было даже чуточку жалко, что богослов собирается уйти. Ему вдруг захотелось оставить этого человека у себя дома.

– Вы же сказали, что Бога нет? – Иоиль надел сапоги.

– Я и сейчас это могу повторить. И меня никто не переубедит, – воскликнул Павел с бравадой.

– Хм, странно. Секунду назад вы сказали, что он есть, – Иоиль ехидно улыбался.

– Я?! Когда? – разозлился Павел.

– Вы сказали: «Господи, да ведь вы замерзли!» Вы это сказали мне.

Павел вдруг понял, что богослов прав. Он действительно это сказал, инстинктивно. Просто так. Для связки слов.

– Я не это имел в виду, – зло оправдался Клюфт.

– А что? Что же вы еще могли иметь в виду, когда говорили слово «Господи!» Вы это и имели в виду. Вы верите в Бога. Просто не хотите почему-то в этом сознаться. Самому себе. И даже не потому, что вы боитесь окружающих. Вы почему-то боитесь самого себя. Вам трудно. Но это ничего. Все придет. Наступит время, когда вы не будете бояться верить, признаться, что вы верите в Бога. Более того, вы даже будете этим жить! И это время не за горами. Когда же поведут вас, чтобы отдать под суд, не беспокойтесь заранее о том, что говорить, но что дано, будет в тот час, то и говорите, ибо не вы будете говорить, а святой дух. И отдаст брат брата на смерть, и отец ребенка, и восстанут дети против родителей и отдадут их на смерть. И будете ненавидимыми всеми за имя мое! Но кто выстоит до конца, тот спасется! – Иоиль торжественно поднял руку вверх, указав пальцем на потолок.

Клюфт замер. Он смотрел на человека, который говорил страшные слова, но в этих словах звучала тоска правды. Павел вдруг ощутил, что в этих замысловатых и на первый взгляд бессмысленных предложениях скрывается неведомая пока ему тайна. Тайна, с которой он непременно столкнется.