Книга Моя еврейская бабушка - Галия Мавлютова

Мне сразу понравился именно он. Это была любовь с первого взгляда. Увидела его в магазине на улице Пестеля. Тогда с мебелью было туго. Впрочем, тогда со всем было не только туго, но и худо. С хлебом, мясом, стиральным порошком и, естественно, с мебелью. Магазины пустовали. И вдруг на подиуме стоит диван, такой красавец, стройный, пропорциональный, стильный. Я почти обезумела. Представила красавца в своей квартире: вот он стоит, достойный и солидный, на самом видном месте, будто приглашает к себе в гости, дескать, усаживайтесь, хотите – ложитесь, отдыхайте, и пусть весь мир подождет. Уютный и домашний. Собственный. Родной.

С горящими глазами, возбужденная азартом, я обежала всех знакомых на предмет сбора денег в пользу развития мебельного производства. И никто не отказал. Деньги мне дали, но частями. Беготни было много. Затем была долгая история с доставкой и погрузкой, но все обошлось благополучно. В двенадцать ночи диван прибыл на место дислокации. И сразу стал родным и близким. На нем прекрасно спалось. Чудесно отдыхалось. Но это еще не все… Он не был просто спальным местом, диван сделал из меня писателя. До него я и не помышляла о сочинительстве. Жила себе и жила. Лавры Ельфриды Елинек меня не волновали. Диван вдохновил меня. На нем зарождались новые сюжеты, слагались стихи, сочинялись рассказы. Предмет обихода располагал к творчеству. На нем можно было предаваться красивому страданию. Пребывать в нирване. Медитировать. И это было прекрасно. Мои книги благополучно издавались, гонорары поступали на счет в банке с исключительным педантизмом.

И вот родился новый сюжет. Естественно, на нем, на диване. Нужно сделать ремонт и поменять обстановку. В сущности, ничего экстремального, ремонт в квартире – признак благополучия и процветания. Значит, дела у конкретного человека и целиком в стране идут отлично. Если люди делают ремонт, покупают мебель, избавляясь от старой рухляди, значит, страна спешит в будущее, у страны есть товарооборот, отсутствует инфляция, растет уровень ВВП.

Когда наступил исторический момент публичного показа писательского благополучия, я выяснила, что мебелью, вполне доступной по ценам и добротной по качеству завалены все магазины. В старой мебели никто не нуждается. Даже на дачу покупают новую, а мне нужно было избавиться от своего, хотелось чего-то нового. С превеликим трудом я нашла покупателя на мой эксклюзивный диван. Покупатель расположился во дворе нашего дома в бывшей дворницкой. Он долго слушал мои удивительные рассказы об уникальном диване, все время смотрел куда-то вбок, угрюмо и свирепо молчал, тяжело, с присвистом дышал, затем приподнял грузное туловище и взмахнул рукой: дескать, пошли отсюда, я на все согласен. И даже отдал мне деньги. Целых полторы тысячи рублей. На выходе брезгливо сунул скомканные бумажки в мою руку. Позже ко мне домой пришли его приятели, такие же грузные и молчаливые и, взвалив диван на плечи, уволокли мое сокровище в дворницкую. Я тихо всплакнула, прощаясь, но быстро успокоилась. Впереди уже брезжила новая жизнь, и не какая-нибудь, а в модном хайтеке, с прозрачными шторами и жидкокристаллическим телевизором. Совсем как в модном журнале. Пустая комната и огромный экран. Не квартира, окно в большой мир.

Быстро промелькнули трудные дни, поглощенные войной со строителями, электриками, антеннщиками, малярами, столярами и плиточниками. Каждый был строг и требователен. И каждый жаждал власти. Все хотели видеть мою квартиру на свой лад. По-своему. И лишь одна я видела ее иначе.

Но все проходит на этом свете. Ремонт закончился. Началась новая жизнь. Хайтек прочно поселился в моей квартире. В пустом пространстве сверкало и бурлило жидкокристаллическое окно в огромный мир, но оно напоминало котел с кипятком, и я откровенно заскучала. Сначала мне нравилась пустота, затем я ощутила, что мне чего-то не хватает. Наверное, страданий, но красиво страдать можно и в хайтеке, это не запрещено действующим законодательством. И вдруг я поняла. Мне плохо потому, что книги отвернулись от меня, нет во мне ни одной умной мысли. У меня и во мне ничего нет. Пустая комната. Пустая голова. Пустая душа.

И я побрела в дворницкую. Я не надеялась на благополучный исход, но случилось настоящее чудо, мой родной диван стоял на видном месте. Я уселась на него и почувствовала энергию. Мой! Родной. Душевный.

– Продай диван, – вежливо предложила я. – Пожалуйста!

– Двести баксов, – сразу согласился сидевший за столом мужчина, даже не подняв головы. Ему было скучно на меня смотреть.

– Ты что, очумел! Ты же у меня купил его за пятьдесят! – завопила я, забыв, что являюсь видным литератором всех времен и народов.

– Двести. И точка.

Не сказал, но отрезал. Мужчина решительно провел ладонью по столу, словно подтверждая сказанное. И правильно. Дураков учить надо. Нечего диванами расшвыриваться. Это же не мусор.

– Грабеж в чистом виде! – Уверенности у меня поубавилось.

– Не грабеж, а жестокие законы бизнеса – оскалился грабитель.

– Звериный оскал капитализма, вот что это такое! – рявкнула я и промаршировала к выходу.

Внутри у меня все кипело, пылало и бурлило, но отвечать на чужую наглость было нечем. И мне пришлось смириться. Жизнь продолжалась, но творческая муза больше не приходила в хай-тек. Что я только не делала! И виски пила, и сигары курила, в ночной клуб сбегала, все было бесполезно. Я съездила за город, обошла с визитами всех знакомых, прочитала уйму книг, просмотрела десяток фильмов. Никакого толку. Голова звенела от пустоты.

И я снова пошла в дворницкую. Все располагалось на своих местах. Диван в углу, мужчина – за столом. Словно не прошло несколько недель, не сменился сезон, не зазеленели листья на деревьях.

– Продай диван, согласна на двести баксов, – миролюбивым тоном начала я, присаживаясь на свою роднулечку. Сразу стало тепло на душе. Хорошая энергетика у моего дивана!

– Не могу, – усмехнулся мужчина, по обыкновению, он даже не посмотрел на меня.

– Почему?

У меня даже колени задрожали, и сердце застучало. Видимо, прошлые стрессы сказывались, неотмщенные обиды взыграли.

– Теща купила, – еще больше ощерился мужчина. – Представляешь, встретил ее с поезда, мосты уже развели, я привез ее сюда. Она переночевала на твоем диване, а утром говорит мне, дескать, подари диван, а я ни в какую. Тогда она пристала с ножом к горлу, мол, продай, раз подарить не хочешь. Вот, продал. За триста баксов.

– Так это ты родной теще продал мой диван за триста баксов? – изумилась я. Сердце почти стучать перестало от такой наглости.

– Так она прямо влюбилась в него! Говорит, и сны ей сладкие снились, и бока не намяла, и отдохнула, будто морскими водорослями обертывалась. А такая процедура стоит в салонах больше ста баксов. Я прикинул, сколько она сэкономит, и предложил ей купить за триста, она обрадовалась, и побежала за грузчиками. Уже прийти должны, она давненько убежала.

– Продай за триста!

Я подступила к мужчине и встала на цыпочки, пытаясь заглянуть в его глаза, но глаз у него не было. Одни набрякшие веки, как у Вия. Страшно, аж жуть!