Книга Чужая страна - Чарльз Камминг

Учитывая данный контекст, история продвижения Амелии по карьерной лестнице представлялась Тому не на шутку захватывающей. В первые годы ее работы в спецслужбах она не раз становилась жертвой сексистских настроений. Например, в Египте ее обошли с повышением под предлогом того, что она наверняка не захочет остаться в МИ-6 «по истечении детородного возраста». Вместо этого пост был отдан известному алкоголику с двумя неудачными браками за плечами. Отчеты он писал, доставая факты из газеты «Аль-Ахрам». Однако удача улыбнулась Амелии, когда она работала в Ираке. Официально она значилась аналитиком при некоем французском конгломерате. Энн Уилкис – такое имя значилось в ирландском паспорте Амелии – оставалась в Багдаде во время войны в Персидском заливе, и ее связи с выдающимися фигурами из партии Баас, а также с высшими военными чинами иракской армии по достоинству оценили и в Лондоне, и в Соединенных Штатах. С тех пор ее карьера начала неуклонно подниматься в гору. Амелию перебрасывали в Вашингтон и в Кабул. Она возглавляла операции МИ-6 в Афганистане – вплоть до свержения правления движения талибан. Амелия не раз высказывалась за укрепление британского влияния в Африке – точка зрения, которую на Даунинг-стрит, после того как разразилась «арабская весна», сочли провидческой. Однако это настроило против нее Джорджа Траскотта, бюрократа со складом мышления времен холодной войны, которого не слишком уважал рядовой состав МИ-6.

Том закрыл дело. Он посмотрел на мальчика рядом – теперь тот спокойно спал на руках матери – и попытался осознать, что снова в игре. И ничего не почувствовал. Восемь месяцев он толок воду в ступе, делая вид перед самим собой и особенно перед Клэр, что он занял принципиальную позицию, что выступил против двоемыслия и лицемерия секретной службы. Разумеется, это была чепуха. Его выгнали из МИ-6 c позором. А когда к нему явился Маркуэнд, «представитель» Траскотта и Хэйнеса, Том с готовностью ухватился за возможность вернуться, как ребенок на детской площадке, которому предложили еще разок прокатиться на карусели. Он понимал, что его желание доказать им, что они не правы, убедить в своей невиновности, даже мечты начать новую жизнь – все это были замки на песке. У него не было ничего, кроме прошлого, и никакой другой профессии, кроме профессии шпиона.

Где-то над Южными Альпами свет в салоне потускнел. Рейс прибывал по расписанию. Том посмотрел в иллюминатор и поискал взглядом огни Ниццы. Стюардесса уселась на свое место, пристегнула ремень, быстро глянула в зеркальце и послала Тому ослепительную улыбку. Он кивнул в ответ, кинул в рот две таблетки аспирина и допил остатки воды из бутылки; затем откинулся на спинку кресла. Самолет стал снижаться. Внизу простиралось Средиземное море. Когда они благополучно приземлились, трое пьяных йоркширцев, сидевших за два ряда от Тома, шумно зааплодировали. Багажа у него не было, и к одиннадцати пятнадцати он уже прошел пограничный контроль – по своему собственному паспорту.

Найты ожидали его в зале прибытия. Джимми Маркуэнд сказал, что нужно искать «пару британцев лет шестидесяти с лишним», он «давно прописался в солярии и красит усы», она «маленькая, живенькая, но все время остается в тени мужа».

Описание оказалось практически идеальным. Миновав автоматические двери, Том увидел перед собой апатичного, сильно загорелого англичанина в отглаженных брюках-чиносах и кремовой рубашке. На его плечи был наброшен фисташковый кашемировый джемпер; рукава были завязаны на груди, по всем законам средиземноморской моды. Усы он больше не красил, но у Тома все равно сложилось такое впечатление, словно Билл Найт проводит по крайней мере пятнадцать минут каждый вечер, тщательно расчесывая свои редеющие седые волосы. Он представлял собой прекрасный пример мужчины, который никак не может простить себе собственную старость.

– Том, я полагаю? – звучно спросил Билл. Слишком звучно, подумал Том. И у него было слишком крепкое рукопожатие. Полные губы Билла под усами округлились, словно он пробовал жизнь на вкус, как вино. Том подумал, уж не сказать ли ему: «Я бы предпочел обращение мистер Келл, в любых обстоятельствах», но у него не было сил на подобные игры.

– А вы, должно быть, Барбара. – За спиной Найта (Клэр называла это «поза человека дождя»), слегка ссутулившись, застыла невысокая женщина в очках-половинках. Одним застенчивым взглядом она умудрилась одновременно как бы извиниться за нелепое поведение своего мужа и создать немедленную профессиональную связь между ними, чему Том был очень рад. Он уже понял, что больше всех говорить будет Найт, но что самую полезную и важную информацию предоставит именно Барбара.

– Ваша машина ждет вас снаружи, – сказала она. Найт предложил помочь Тому с сумкой. Том помотал головой. Ему вдруг стало не по себе от мысли, что его мать, будет она жива, была бы сейчас точно такого же возраста, как эта крошечная старушка в небрежной одежде, с неуложенными седыми волосами и мягкими движениями.

– У нее роскошный салон, – заявил Найт, с легким неудовольствием, как будто не одобрял подобных трат. У него был слегка гнусавый голос, который уже начинал действовать Тому на нервы. – Думаю, вам понравится.

Они прошли к выходу. Том мельком увидел отражение в окне напротив и подумал, что он похож на сына, который приехал навестить родителей в каком-нибудь поселке для пенсионеров в Коста-дель-Соль. Это показалось ему невероятным – неужели МИ-6 решила поставить между исчезновением Амелии Левен и международным скандалом немолодого шпиона с перманентным похмельем и парочку дряхлых сотрудников разведки в отставке, которые отошли от дел еще во времена падения Берлинской стены? Может быть, как раз и предполагалось, что Том завалит дело? Может, в этом и состоял план Маркуэнда? Или Найтам дано задание помешать Тому, расстроить все его начинания еще до того, как он по-настоящему приступит к делу?

– Сюда, – показал Найт.

Молодая женщина, худая, как манекенщица, пронеслась сквозь автоматические двери и бросилась в объятия затянутого в кожу героя-любовника, всего на пару лет моложе Билла. «Mon cherie!»[3]– с русским акцентом воскликнула она. Том заметил, что при поцелуе она не закрыла глаза.

Они вышли на улицу и окунулись в теплый влажный французский вечер. Здание терминала отделялось от трехэтажной автостоянки широким кирпичным бордюром. Аэропорт постепенно пустел. Автобусы собрались у совершенно темного тоннеля; один из водителей спал за рулем. Очередь из нескольких поздних пассажиров ждала пересадки на рейс до Монако. Все они выглядели заметно шикарнее и сдержаннее, чем толпы людей с бутылками в руках, которых Том видел в аэропорту Хитроу. Найт заплатил за парковку, аккуратно сложил чек и сунул его в бумажник, чтобы потом предъявить как служебные расходы. Они подошли к черному «Ситроену C6», припаркованному на верхнем уровне.

– Документы, которые вы просили, прибыли час назад. Они лежат в конверте на пассажирском сиденье, – сказал Найт.

Том понял, что тот имеет в виду документы на фамилию Юниак. Маркуэнд выслал их в Ниццу с курьером, чтобы Тому не пришлось пересекать французскую границу с фальшивым паспортом.