Книга Четыре минус три - Барбара Пахль-Эберхарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Хели мертв?»
«Да. Хели мертв», — подтверждает Анна.
Я повторяю предложения как мантру, до тех пор, пока не оказываюсь в состоянии хоть как-то осознавать ужасную правду. После чего принимаюсь разговаривать с Хели и с детьми. Я зову Хели. Говорю ему о том, как сильно его люблю. Призываю детей держаться. При этом я чувствую жизненную силу Фини и знаю, что Тимо уже нас покинул.
«Хели где-то рядом», — шепчет Сабина, и — да! — я тоже его чувствую. Он свет и тепло — светящийся шар посредине комнаты.
«Смотри!»
Анна указывает на окно. За окном валит крупными хлопьями снег, несмотря на яркое и безоблачное небо.
Привет от Тимо.
Эта мысль приходит в голову всем одновременно.
Появился друг Сабины. Он звонит в детскую клинику. Узнает, в какой палате мои дети. Меня усаживают в машину, на заднее сиденье. Между Анной и Сабиной, которые поддерживают меня. Дорога мне известна. Я сама должна была бы ехать сюда, тем же днем, к тому же часу. Как всегда по четвергам, вот уже восемь лет подряд меня ждут в этой больнице те же сестры.
И сегодня я буду вовремя. Как всегда. Но без клоунского носа, без разноцветного костюма. Без радостной улыбки. И с моих губ не слетит ни одна шутка. На сей раз дети, которые меня ждут, — мои собственные.
Могу ли я назвать случайностью то, что мои дети были доставлены именно в ту больницу, где я год за годом веселила людей в качестве клоуна? Или выбор места действия — целиком замысел кукловода, дергающего меня за ниточки?
И кто должен разрешить верить последнему? Кто, кроме меня? Я устремляю взгляд вверх, туда, где, по моим предположеним, находится кукловод, и благодарю его. За то, что запах этой больницы мне знаком и приятен. За то, что вахтер на входе не какой-нибудь чужой, а давно мне известный человек. За то, что Ханнес, мой коллега, клоун и друг, ждет меня и протягивает мне бумажный стаканчик какао из автомата.
Подкрепляться стаканчиком какао перед выступлением — мой давний ритуал.
С благодарностью я пригубляю какао из бумажного стаканчика.
Как всегда. Нет: как раньше.
Дрожа всем телом, я вцепляюсь в стаканчик. Словно пытаясь тем самым задержать время. Удержать то время моей жизни, которое именно в эту секунду от меня ускользает.
Всепроникающий запах дезинфекции. Вкус какао во рту. Голос моих коллег на слуху. Я могла порадовать любого физиолога. Во мне, как в собаке Павлова, проявились затверженные повседневностью рефлексы, результат моей многолетней работы в больнице.
В больнице смеются. В больнице у меня хорошее настроение. Мне хорошо в больнице.
Определенная часть моего организма обо всем этом помнила, пока я сидела под дверью операционной, дожидаясь хирурга.
Мой мозг не забыл о тысячах улыбок, которые мне дарили тяжело больные дети. И о тех моментах, когда мне было позволительно дарить искорку жизнелюбия раздавленным горем родителям, чьи дети находились в реанимации.
Для клоуна, в которого я превращалась в этих стенах, все типично больничное было поводом для заражения восторгом. Белизна больничных палат? Прекрасна, как свежевыпавший снег. Запах дезинфекционных средств — чем не парфюм? А к пребыванию в больнице можно отнестись как к бесплатному отпуску.
Свежее постельное белье, завтрак в постель, любезный персонал — чего же еще желать?
Часть меня, оказавшись в привычной среде, пытается обрести присутствие духа. Моя воля к жизни заставляет снова надеть невидимый красный нос. Она крепко берет меня за руку. И, поощряя улыбкой, обещает мне позаботиться о том, чтобы я снова обрела повод для радости и надежды. У постели моих детей, вдыхая дезинфекционный запах, постоянно испытывая ноющую боль. Или где-нибудь еще.
Клоунское правило номер один: никаких планов. Никаких идей. Позволь застать себя врасплох и извлеки из ситуации лучшее. Выбрось все из головы, прежде чем выйти на сцену. Любопытство — вот твой друг.
В моей голове царила полная пустота. Никаких планов. Полная готовность к броску в неизвестность.
Дверь операционной открывается. На пороге — маленькая и тонкая женщина в салатовой униформе. Видит меня. Устремляется ко мне. Сейчас она мне объяснит про моих детей. Жив Тимо или нет. Есть ли надежда на то, что Фини когда-нибудь очнется. Она отведет меня в реанимацию, покажет мне, как среди всех эти шлангов, приборов и машин обнаружить моих детей. Она пожелает мне счастья и уйдет.
Я останусь. Я проведу четыре дня. С Великого Четверга до Пасхального понедельника.
Праздник воскресения.
От: Барбары Пахль-Эберхарт
Отправлено: Вторник, 25 марта 2008, 17.25
Кому: всем контактам
Тема: смерть и ее преодоление
Дорогие друзья! Люди добрые! Все, поддерживающие меня добрыми словами, мыслями и молитвами в эти дни!
На прошлой неделе, с четверга по понедельник, в результате несчастного случая я потеряла мужа и двоих детей, Тимо и Валентину. Меня не было рядом в момент несчастного случая, я была от них далеко, поэтому жива и здорова.
Я спрашиваю у вас совета, что же мне теперь делать. Как себе помочь, какими словами, какими поступками.
Прежде всего: одни только ваши послания мне очень помогли. Потому что самое для меня сейчас важное — чувствовать, что я не одна. И компаниями по сбору средств для меня вы тоже меня очень поддержали. Спасибо вам за это тысячу раз!
Кроме того, мне очень облегчает жизнь возможность делиться с вами моими переживаниями последних дней. Я не хочу, чтобы нас что-нибудь разделяло — будь это страх, стыд, табу, горе — и прочее, неважно что. Я жива, а потому желаю найти способ принимать участие «в нормальной жизни». Не бойтесь сталкивать меня с реальной жизнью, бросая тем самым мне вызов. Что может быть лучше, чем чувствовать жизнь во всех ее проявлениях!!!!!
И наоборот. За последние пять дней я три раза встречалась со смертью. И я хочу вам рассказать об этих встречах, какими они были. Пожалуйста, читайте написанное мною, оставайтесь со мной.
Следует начинать с того, что наши отношения за несколько недель до несчастья переживали невероятный подъем. Что-то вроде квантового скачка. С переездом в наш собственный отремонтированный дом в яблоневом саду мы оказались по-хорошему замкнутыми друг на друга.
Наши беседы сделались невероятно интенсивными и полными откровений, мы снова переживали состояние влюбленности друг в друга, включая ссоры. И мы пришли к выводу, что желаем быть «милосердными друг к другу». «Если двоим хорошо друг с другом…» — эта фраза Эльфриды Отт[4], услышанная мною по радио, произвела на меня впечатление, и мы сделали ее своим девизом.