Книга Точка вымирания - Пол Джонс

Вытащив из холодильника бутылку диетической содовой, Эмили прошла в комнату, одну стену которой занимал эркер с видом на крыши, Гудзон и его окрестности. Эмили тайно обожала проектировщиков, которые сообразили оборудовать в эркере скамеечку, сидя на которой она частенько смотрела на мир за стеклом. Эмили называла этот пятачок своим насестом. Обычная застланная толстым слоем чего-то мягкого деревянная скамья, обитая пастельно-голубой микрофибровой тканью, стала одним из любимых плацдармов, где можно было просто посидеть и расслабиться после стрессов, которыми изобиловала ее работа.

Сбросив обувь, Эмили взобралась на скамейку, подтянула колени к подбородку и, глядя на город, сделала большой глоток содовой. Хотя большую часть обзора перекрывали небоскребы, выстроившиеся между ее домом и Гудзоном, вдалеке виднелась часть усаженной деревьями набережной.

До сегодняшнего дня Эмили всегда думала об этом огромном мегаполисе, Нью-Йорке, как о микрокосме США, этого мультикультурного механизма, столь разные части которого слаженно работают для общего блага. Город был шумным, стремительным и напористым, и, казалось, нет такой силы, которая могла бы остановить его непрерывное движение вперед. Но сегодня все изменилось. Столько страха на человеческих лицах не было с темных времен 9/11.

Эмили посмотрела вниз, на улицу: старые офисные здания, там и тут перемежающиеся вкраплениями небольших магазинчиков. Проголодавшись у себя на работе, какой-нибудь клерк мог пешком добраться до кофейни или, к примеру, цветочной лавки, а на углу напротив дома Эмили располагался небольшой круглосуточный магазинчик, торгующий консервами, прессой и сластями.

Бездумно глядя на здания, Эмили заметила на улице какую-то суматоху. Перед входом в упомянутый магазинчик собралось человек двадцать. С такого расстояния ей не было слышно, о чем они разговаривают, но язык тела безошибочно указывал на то, что эти люди очень злы. Их кулаки были сжаты, они тыкали друг в друга пальцами и толкались локтями. Основная агрессия, казалось, была направлена на человека, занявшего позицию в дверях магазина; подняв руки на уровень лица ладонями вперед, он будто увещевал толпу не двигаться с места. Толпа, которую одно неверное слово могло превратить в банду, определенно не желала его слушаться.

Эмили видела, как чей-то кулак ударил одиночку в лицо, и тот исчез, погребенный под мелькающими руками и телами. Толпа шла вперед, прокладывая себе путь в магазин через узкий дверной проем. Миг – и люди стали выбегать обратно на улицу с охапками прихваченных в магазине товаров. Эмили смотрела, как один парень споткнулся и упал, банки и бутылки с водой, которые он нес, рассыпались по дороге, а сам он грохнулся на проезжую часть и едва не оказался под колесами с трудом объехавшего его внедорожника, водитель которого, заметила Эмили, даже не попытался притормозить. Пока парень поднимался на ноги и отряхивался, остальные уже растащили все, что он украл в магазине. Парень на мгновение ошеломленно замер посреди дороги, а потом бросился бежать и быстро скрылся из глаз.

Работая в газете, Эмили не раз бывала свидетельницей разнообразных возмутительных инцидентов, но в том, что она сейчас увидела в собственном окне, было нечто особенно неприятное. Она почувствовала… бессилие. Словно кто-то, кого она нежно любила, стал жертвой безумия, и теперь никто и ничто не способно ему помочь.

От невеселых мыслей ее отвлек стук в дверь. Эмили не ждала гостей, значит, это могли быть только Конколи и Фрэнк. Должно быть, они передумали и решили принять ее приглашение. Но если это так, почему они не позвонили предупредить, что уже в пути?

– Иду, – сказала она, направляясь к входной двери.

Владелец здания был поборником безопасности и снабдил дверь глазком с линзой «рыбий глаз», в который виден был весь коридор. Заглянув в глазок, Эмили не увидела своих коллег по газете; вместо них за дверью стоял офицер полиции.

Сняв дверную цепочку, Эмили открыла дверь. В копе было не меньше шести с хвостиком футов[5]росту, кепи почти полностью скрывало его очень коротко остриженные светло-каштановые волосы. «Медоуз» – гласила именная нашивка на левом нагрудном кармане его форменной тужурки.

– Натан? Хвала Господу, это ты, – сказала Эмили, целуя полицейского в щеку. – Слышал, что творится? Ты что-нибудь знаешь?

Полицейский не ответил; вместо этого он протиснулся мимо Эмили в квартиру и повернулся к ней лицом.

– Закрой дверь, – резко сказал он.

Эмили никогда раньше не слышала, чтобы в его голосе, обычно таком спокойном, звучали столь близкие к панике нотки.

– Боже, Натан, ты со мной даже не поздороваешься? – обозленно спросила она. Впрочем, под этой злостью скрывалось беспокойство: Эмили на самом деле очень волновалась о нем.

– Прости, Эм, – сказал он и наклонился поцеловать ее в губы. Когда поцелуй, наконец, прервался, Эмили отступила на шаг и заглянула любимому в лицо.

– Я думала, ты сегодня на дежурстве.

– Я бы должен, – ответил он, проходя на кухню, – но, Эм, там творится полное безумие. Я не смог и на десять миль[6]отъехать от участка. Все бегут из Манхэттена и из города. Дороги забиты, люди сходят с ума. – Он подошел к раковине, взял из стенного шкафчика стакан, до краев наполнил его и продолжал: – Я пытался дозвониться до капитана, – Натан глотнул воды, – но все линии заняты. Я подумал, что надо бы посмотреть, как ты, и отсидеться у тебя пару часов, пока на дорогах не станет посвободнее. А потом я поеду.

Несколько минут ушло на обмен информацией. Натан видел тот же выпуск новостей, что и Эмили, и больше ничего не знал.

– Как ты думаешь, насколько все будет плохо? – наконец спросила Эмили, стараясь, чтоб ее голос не дрожал от угнездившегося где-то в желудке ужаса.

– Если честно, Эм, я не знаю. Но, блин, ты же видела красный дождь? Я собрался выйти из дому, и тут он начался, хотя не было ни туч, ни облаков. Ты же репортер, как ты это объяснишь?

Конечно, у нее не было никаких объяснений. Эмили видела ровно то же самое, что и ее бойфренд, и тоже понятия не имела, как дождь мог литься с безоблачных небес.

– Не могу, – наконец сказала она и подошла к Натану. – Я знаю только одно: я рада, что ты тут, со мной. – Она ухватилась за лацканы его тужурки, притянула любимого к себе и снова поцеловала.

Уже разжав пальцы, Эмили вдруг почувствовала под ними какую-то влагу. Она перевела взгляд на руки и ахнула, чувствуя, как мир сужается, и в нем остается лишь одна-единственная вещь – кончики ее собственных пальцев, выпачканные красным.