Книга Идол прошедшего времени - Ирина Арбенина

— «Так и бесы из ветхих сих идолов — личин своих исходя…»

— Что новенького нашли? — перебила его, появляясь на раскопе, Вера Максимовна Китаева. — Как сказал бы поэт: «Земля… Что шлешь нам из глубин?»

А Корридов, в силу глубоких финансовых причин вынужденный иметь дело с дилетантами, вздохнул, слушая эти разговоры, и объявил:

— Надо еще поработать! Перерыв закончен. — И осторожно босыми ногами встал на раскоп.

Вскоре с берега Мутенки, через водяные ворота, появились проголодавшиеся Прекрасные Школьницы и Дашенька, нагруженные щетками, тазиками и пакетами, полными вымытых в реке археологических находок. Поднялись девушки по той самой тропе, защищенной укреплениями, по которой и тысячелетия назад из городища когда-то ходили по воду.

— Как себя чувствуешь? — заботливо приложила ладонь к Дашенькиному лбу Китаева.

Аккуратная, хозяйственная Вера Максимовна в нынешней экспедиции была не только главной опорой Корридова, «не врубавшегося» ни в какой быт… Она вообще «следила за порядком». Например, проверяла, не перегрелась ли Дашенька на солнце, — и отправляла ее в тень.

За глаза она называла девушку «наша партизанка» «Тип Зои, будет молчать до последнего, пока не госпитализируют!»

В общем, в этой экспедиции Китаева была почти что незаменима. Сама себя она называла даже «заместитель руководителя экспедиции».

— А когда обедать будем? Скоро?

— Скоро, — успокоила девушек Вера Максимовна.

— А что будет на обед?

— На обед борщ и макароны с тушенкой. Компот…

— Опять макароны! — застонали девицы.

— У нас в спонсорах не Французская академия наук, — парировала этот выпад Китаева.

— Вот у предков было прекрасное меню, — заметил Вениамин. — Говядинка, свинина, баранина, дикие гуси, бобры… — Он кивнул на коробки с найденными во время раскопок костями животных, которые стояли на краю раскопа.

— Мясо бобра — вкусная вещь! — уверенно объяснил Саша.

— Откуда знаешь?

— Читал.

— А так говоришь, как будто всю жизнь питался бобрами.

Все засмеялись.

И тут, глядя перед собой в пространство, дотоле все время молчащий Яша Нейланд вдруг произнес:

— После обеда я уезжаю.

— Яша, голубчик! — сразу заволновалась Вера Максимовна. — Что же вы не предупредили заранее? Или вас тоже меню обеда расстроило?

— Нет.

— Но надо же заранее предупреждать о своих планах. Это непорядок!

— Вот я и предупреждаю, — так же отстраненно глядя перед собой в пространство, механически сообщил Яша. — Заранее. Я не сейчас уезжаю, а после обеда.

— Вас не переспоришь… — Китаева махнула рукой. — Прямо беда с вами, Яша!

При этих словах сенбернар Кент вдруг сел на задние лапы и, задрав к небесам голову, завыл.

В обед, за борщом, непонятно отчего вдруг возникла дискуссия о том, почему именно московские князья в свое время сумели возвыситься, хотя на первый взгляд исторический шанс и возможности у них были ниже среднего. Почему Москва стала тем, чем стала, а не, скажем, Тверь?

Дискуссия была краткой: добравшись до макарон, выяснили с помощью Корридова, что у московских рождалось мало детей, а потому и было у князей московских меньше свар и дележки. К тому же они были очень наглы и напористы, решительны…

— Очень нахальные, — снисходительно усмехаясь, как будто речь шла о его проживающих в Митине родственниках, заметил Корридов. Это было его свойство: о людях, отделенных от него веками и даже тысячелетиями, он часто говорил в настоящем времени. Так, словно этой дистанции во времени не существовало вовсе.

— Собственно, это свойство за москвичами сохранилось до сих пор, — усмехнулся студент Саша, прибывший в Москву на учебу откуда-то издалека и еще не преодолевший комплекса неприязни, присущего почти каждому иногороднему.

А Вениамин, вдруг потеряв всякий интерес к московским князьям, обеспокоенно глядя на своего сенбернара, воскликнул:

— Кент, ты опять ничего не ешь?

В самом деле, собачья миска была почти нетронута.

Вообще-то насколько обожал «эту археологическую жизнь» сам Вениамин и другие археологи, настолько ненавидел ее Кент. Изнеженный, домашний сенбернар плохо переносил укусы комаров, страдал от репейников и колючек и никак не мог привыкнуть к походной пище, которую сами археологи «хавали» за здорово живешь. Поди-ка покопай хотя бы пару часиков — все становится вкусным. Но Иннокентий от тушенки мучился животом, а кашей — почти всегда подгоревшей — брезговал…

И обычный для собак грустный взгляд у Кента был просто трагическим.

Вениамин признавался, что дома, в Москве, стоило хозяину произнести слово «экспедиция» — сенбернар становился самой послушной собакой на свете.

Кстати, Кентову тушенку обычно доедал лисенок, с некоторых пор — на удивление Кленского, видевшего прежде лис только в зоопарке, мультфильмах и на воротниках, — повадившийся подбираться совсем близко к палаткам. Настоящий лис, с пушистым — ну в точности воротник! — хвостом.

После компота, когда Арсений Павлович покинул стол, интеллектуальный порог беседы сразу резко снизился, и молодежь завела разговор попроще. Обычный треп, который начинается, когда все сыты и некуда спешить. На сей раз обсуждали Купель Венеры.

Дело в том, что речка Мутенка, на которой Прекрасные Школьницы ежедневно мыли археологические находки, была полна всяких неожиданностей, подвохов. То мелко, то глубоко. За бобровой запрудой следовала иловая яма, потом мшистое поваленное дерево.

В общем, Мутенка была мрачна и живописна. Огромные ивы нависали над ней, образуя темные тенистые своды, а те, что упали от времени, — мосты и навесы, переправы. Оттого Мутенка и протекала укромно.

Там, где не было островков осота, течение ее было довольно быстрым, а вода чистой, прозрачной, перебирающей крупный белый речной песок. Но тут и там, особенно на изгибах, течение речки перемежалось глубокими иловыми ямами. Зеленовато-мутными, непроницаемыми, таинственно зыбкими, страшными из-за их непредсказуемости. Что-то словно выскальзывало со змеиной ловкостью из-под ног, стоило наступить на этот ил…

Ох и мутна была речка Мутенка, темна и черна от скользкого глубокого ила…

Но в одном месте светлый песочек — «воробью по колено» — переходил в углубление, словно бы выложенное гладким камнем. Искусственного или естественного происхождения — понять было невозможно. Прогретое солнцем, пронизанное зеленью лесных крон… С необыкновенно красивой прозрачной водой.

Называлось это место Купель Венеры.

Откуда появилось это название, никто не знал. Считалось, что существует оно еще с тех времен, когда неподалеку находилась усадьба помещика Неведомского, известного собирателя античных редкостей. Усадьба, от которой после «известных событий» одна тысяча семнадцатого года мало что осталось.