Книга Во имя рейтинга - Сергей Мусаниф

— Действительно повезло. Что бы вы делали, если бы угодили в какое-нибудь скучное время?

— О, я полагаю, мы бы что-нибудь придумали, — сказал Билл. — Кроме того, скучных времен просто не бывает. Но Троя стала для нас настоящим подарком.

— Согласитесь, это полный успех, — сказал Мур. — Каждая целевая аудитория найдет в нашем шоу то, что ей нужно. Мужчинам интересно насилие? К их вниманию величайшие герои самого известного мирового эпоса. Женщинам нужна любовь? И перед их глазами разворачивается одна из самых романтических историй мира. Подростки хотят смотреть на секс? Так в античные времена это было основным человеческим занятием. Интеллектуалы могут смотреть наше шоу и сравнивать его с творением Гомера. Для историков наши программы — чистый клад. Стопроцентное попадание.

— Звучит странно, — сказал я. — Но тоже вполне логично и в духе времени. А зачем вам я?

— Дело в том, что у нас возникли некоторые… — Мур замялся, подыскивая нужное слово.

— Сложности, — подсказал я.

— Моменты, которые мы не можем понять, — сказал Билл. — Неясности, которые нам хотелось бы прояснить. Позвольте, для начала я объясню вам технику съемок. В прошлом у нас нет ни единого живого человека. Все съемки ведутся миниатюрными камерами… Джон, покажите «муху».

— Не стоит. Я сталкивался с ними во времена моей службы.

— Прекрасно. «Муха» — это автономный аппарат, замаскированный под обычное насекомое, снабженный цифровой видеокамерой и передатчиком. Мы переправили по туннелю огромное количество таких аппаратов. А также современный компьютер, который программирует поведение наших насекомых, указывает, какие объекты они должны снимать. Они передают информацию этому компьютеру в режиме реального времени, а он посылает их нам с периодичностью каждый час. Здесь эти данные расшифровываются, обрабатываются, переводятся, редактируются и предоставляются публике.

— Пока я не вижу никаких неясностей.

На селекторе Билла замигала лампочка вызова, почему-то синего цвета, и он щелкнул клавишей.

— Мистер Картрайт, на второй линии президент, — сообщил бесстрастный женский голос. — Спрашивает вашего одобрения относительно начала кампании по борьбе с абортами.

— Откажите, — сказал Билл. — А если он хочет более развернутого ответа, пусть перезвонит завтра с утра. Но лучше пусть этого не делает.

Мур хмыкнул. Мужчина, которого мне не представили и который ни слова не проронил с самого начала беседы, и бровью не повел.

Билл выключил селектор.

— Позвольте полюбопытствовать, — сказал я, — это был президент чего?

— Это был наш президент, — ответил Билл. — Точнее мой. Потому что именно моя рекламная кампания, проведенная в моих СМИ, привела его в Овальный кабинет. И он это отлично знает. Поэтому и звонит советоваться по всяким пустякам. Так о чем мы говорили, полковник?

— О неясностях.

— Точно. Теоретически ни для нашего туннеля, ни для «мух», снабжающих нас видеоинформацией, нет закрытых зон, но на практике мы никак не можем проникнуть в некую область Древней Греции. Туннель отказывается нацеливаться в ту сторону, все аппараты, подлетающие к этой новой Сумеречной зоне, перестают функционировать.

— Дайте мне проявить смекалку, — сказал я. — Эта зона — Олимп.

— Я не верю в богов, — сказал Билл, — Как в целые пантеоны, так и в отдельных личностей. Но те парни, что живут три с половиной тысячи лет назад, верят. И не просто верят, они ведут себя так, будто точно знают, что боги думают по тому или иному поводу. Они — видят их. А мы не видим.

— Это и есть небольшая неясность?

— Да. Я хочу, чтобы вы отправились в прошлое и выяснили правду относительно богов Древней Греции. Нашли убедительную причину, по которой мы не можем вести съемки на Олимпе. Расставили все точки над «i».

— Это хорошо, — сказал я. — А то я думал, что вы попросите прирезать Ахилла, переспать с Еленой и плюнуть в левый глаз Зевсу.

— Так вы согласны?

— Прежде надо уточнить небольшие технические подробности. Что я буду с этого иметь?

— Миллион долларов.

— Один миллион? За перелет из Флориды в Нью-Йорк вы заплатили мне сто тысяч, а за путешествие по тоннелю в прошлое — всего один миллион?

— В месяц. Каждый месяц.

— Уже лучше. Теперь другой малозначительный факт. Вы уже перебрасывали по этому туннелю что-нибудь живое или ограничивались только механизмами?

— Перебрасывали.

— Мышей?

— Кроликов.

— Сколько штук?

— Пять.

— И как они?

— Сдохли.

— Да ну?

— Их сожрали лисы почти сразу же по прибытии. Лабораторные животные непригодны к выживанию в естественной среде.

— Хорошая шутка, — одобрил я. — А людей вы перебрасывали?

— Людей — нет.

— Почему?

— Не хотелось повторения истории с кроликами. Далеко не каждый человек способен выжить во враждебной среде, каковой является древнегреческое общество тех времен.

— И вы выбрали меня.

— Потому что вы идеально приспособлены. Вы умны, вы можете постоять за себя в рукопашной, вы не падаете в обморок при виде крови, и у вас есть опыт по внедрению в чужеродные вам организации. Мы могли бы найти ученого, специализирующегося в данной области, но он не проживет в реальном мире и дня. Мы могли бы найти мордоворота из службы мистера Хенриксона, — он кивнул в сторону молчаливого мужчины, — но тот не сможет ответить ни на один из поставленных вопросов. Поэтому мы искали кого-то вроде вас. Разведчика, диверсанта, саботажника, если хотите. Способного сойти за своего парня в любой компании, способного пораскинуть мозгами в одной ситуации и дать реальный отпор противнику в другой. Так вы согласны на мое предложение или мне продолжать сыпать комплиментами в ваш адрес?

— В целом согласен.

— Тогда мистер Хенриксон проводит вас к мистеру Громову. Мистер Громов — главный аналитик этого проекта, он введет вас в курс дела, объяснит все подробности и поставит реальные задачи.

— А где я могу получить мой первый чек на миллион?

— Он у мистера Хенриксона.

Дэн

Академик Петр Иванович Северов, гений теоретической физики, первооткрыватель темпорального туннеля и мой земляк, никогда не расставался с трубкой, но никогда и не курил. Сей довольно громоздкий старомодный агрегат постоянно маячил где-то в районе академического рта, но я никогда не видел, чтобы он выпускал дым.

Академик сидел на подоконнике и читал Гомера. Я кашлянул, дабы обратить на себя внимание. Профессор — чрезвычайно увлекающийся человек, когда он погружен в какое-то занятие, то замыкается в своем собственном мире, так что кашлять мне пришлось трижды.