Книга Общество Жюльетты - Саша Грей

Для себя Анна решила, что на картине изображено тело, составленное из нескольких, создание неопределенного пола.

По ходу рассказа я понимаю, что хотя сексуальность Маркуса и представляла для меня загадку, я никогда не задумывалась над его ориентацией. Такая мысль мне даже не приходила в голову.

– Маркус гей или бисексуал? – неожиданно вырывается у меня.

– Да нет, – отвечает Анна. – Я так не думаю. Он просто очень, очень странный человек.

– Пожалуй, ты права, – отвечаю я.

Дом без мебели и еды, но под завязку забитый книгами, бумагами и произведениями эротического искусства. Судя по всему, Маркусу вполне комфортно в его аскетичном жилище. Видимо, его мозг настолько занят, что у него просто нет времени заботиться о собственном теле. Я воспринимаю это совершенно спокойно. Мне не нужно, чтобы меня трахал его мозг. Анна говорит, что каждый раз, когда они встречаются, пару раз в месяц, Маркус заранее все планирует, все до последней мелочи: встреча должна произойти строго по сценарию, словно ритуал. И так каждый раз.

Ей сказано приходить в строго определенное время.

– Я не могу опаздывать, – признается она. – Ни на минуту, даже на тридцать секунд. Это на лекции я опаздываю, но на приватные встречи прихожу вовремя. У меня есть ключи от квартиры, и я сама открываю себе дверь.

Теперь я понимаю, почему она всегда опаздывает на лекции Маркуса. Чтобы с ним потрахаться.

– Когда я прихожу, Маркус уже ждет меня, – продолжает она. – В дальней комнате. В шкафу. За закрытой дверью.

Он сидит тихо, так тихо, что не поймешь, там ли он. Шторы задернуты, свет в комнате выключен. Впрочем, что-то разглядеть можно.

Анна рассказывает, что в дверях шкафа есть две дырочки, как будто из них выпали два сучка. Одна маленькая, вторая побольше. Одна на уровне головы, другая ниже.

– Маркус клянется, что так и было, когда он купил шкаф, – добавляет она. – Но я ему не верю.

Анна в одежде, которую велел надеть Маркус. Каждый раз это один и тот же наряд.

– И что же это за прикид? – уточню я.

– Угадай, – просит она.

Это наша с Анной любимая игра.

– Ты наряжаешься медсестрой? – пытаюсь угадать я.

– Нет, – отвечает она.

– Школьницей?

– Тоже нет, – качает головой Анна.

– Проституткой?

– Ничего подобного.

– Сдаюсь. Говори.

– Я должна одеться, как его мать, – прыскает Анна.

Я, вытаращив глаза, смотрю на нее. Анне не терпится сделать новые признания, и она рассказывает, во что ей приходится облачаться. А облачаться приходится в мешковатое платье в цветочек, туфли на плоской подошве, телесного цвета чулки и огромные панталоны, похожие на пояс верности, только из полиэстера. Она одевается, как мать Маркуса, в одежду, которая и вправду когда-то той принадлежала. Одежду, которая была куплена матерью Маркуса в пятидесятые и которую она носила до самой смерти. Тем не менее, вещи до сих пор как новенькие, будто куплены несколько дней назад.

– Ну как, соответствует это твоему представлению о бзиках? Или уже перебор? – спрашивает она с улыбкой.

– Соответствует… – говорю я.

Потому что теперь в моем сознании Маркус больше не похож на Джейсона Борна, что даже к лучшему. Я бы не хотела, чтобы он трахался как Джейсон Борн[3]. С выключенным светом, не сняв носки. В миссионерской позе. Как и подобает настоящему мужчине. Но это скорее в духе Нормана Бейтса, что даже еще лучше, потому что по уши я влюбилась в Энтони Перкинса, когда увидела «Психо» в первый раз. Да и как не влюбиться в аккуратного, щеголеватого красавчика из хорошей семьи. Похоже, у Маркуса фиксация на образе матери, как у Нормана Бейтса или Чарльза Фостера Кейна.

– Короче, – заявляю я Анне. – Ты стоишь посреди комнаты, одетая в типичную домохозяйку пятидесятых, как из эпизода «Сумеречной зоны», а Маркус сидит в закрытом шкафу и, прильнув глазом к дырочке, за тобой наблюдает.

– Верно, – подтверждает она. – И я все делаю точно так, как он мне велел. Поворачиваюсь к нему спиной и начинаю раздеваться. Одну за другой снимаю все одежки в последовательности, в которой ему нужно.

– Каждый раз одинаково? – уточняю я.

– Так надо, – отвечает Анна. – Все движения отработаны с точностью до секунды. Я как стюардесса, которая показывает пассажирам, как пользоваться спасательными средствами. Я проделывала это столько раз, что теперь, кажется, я делаю это добровольно. Иногда я добавляю к движениям маленькие штришки, которые, мне кажется, должны ему нравиться.

Анна не стесняется подробностей, и я живо представляю их эротические игры. Сначала она снимает мешковатое платье, которое сама расстегивает на спине. Платье соскальзывает на пол. Она перешагивает через него, смотрит через плечо. Смотрит на ноги, чтобы убедиться, что не зацепилась за платье каблуками. Затем расстегивает бюстгальтер и поднимает его, чтобы грудь, слегка при этом качнувшись, заняла естественное положение. После этого наклоняет плечи вперед, чтобы соскользнули бретельки.

– Ему нравится наблюдать за тем, как лифчик сползает вниз по моим рукам, – откровенничает Анна. – Я быстро подхватываю его и снимаю.

В этот момент она оказывается по пояс голой. На ней теперь лишь панталоны, чулки с подвязками и поясом и туфли на низком каблуке. Я представляю себе полуобнаженное тело Анны. Ее круглую попку и пышную грудь, слишком большую для тела.

В этой фантазии, фантазии Маркуса, меня не устраивает только одно: Анне приходится напяливать на себя старомодный пояс, скрывающий от взгляда четыре пятых ее попки, из-за которого виден лишь край огромных полиэстеровых панталон с широкой плоской резинкой, которые плотно обтягивают ее ягодицы. Пусть это и нравится Маркусу, но для рядового любителя мастурбации явно не прокатит.

– Ему нравится, когда я вытягиваю одну ногу и, наклонившись, расстегиваю подвязку, – продолжает Анна. – Я делаю это медленно, чтобы он видел, как свисают мои груди. Я даю подвязкам поболтаться вокруг ног, а потом, покрутив задом, стаскиваю пояс и, когда тот падает на пол, вышагиваю из него.

После этого она стягивает огромные, абсолютно не изящные панталоны, но делает это медленно, потому что «Маркус обожает женский зад», и Анна нарочно дразнит его, растягивает удовольствие.

При этом Маркус требует, чтобы она оставалась в чулках и туфлях. И чтобы между ее грудей свисала длинная нитка жемчуга, на которой чередуются черные и белые жемчужины.

– Это жемчуг его матери, – поясняет Анна.

Пока она раздевается, ей не разрешается смотреть в сторону шкафа.

– Маркус на этом категорически настаивает, – говорит Анна. – Как-то раз я не удержалась и краем глаза посмотрела на шкаф. Я увидела его огромный зрачок, прижатый прямо к дырке в дверце. Мне кажется, он это заметил, потому что его зрачок как будто растерялся. Он быстро задвигался из стороны в сторону, разглядывая комнату, как будто искал, где бы ему спрятаться. И это был не Маркус. То есть для меня это не был Маркус, а лишь зрачок в щели. Я так испугалась, что больше не стала оглядываться. Но для него это единственный способ получить полноценную эрекцию, – добавляет она.