Книга Все или ничего - Джудит Крэнц

Анализ показал, что спрос на рекламу пищевых продуктов гораздо выше, чем на косметику. Затем шли автомобили. Куда бы она ни бросала свой цепкий взгляд, она повсюду натыкалась на рекламу автомобилей. Став настоящим экспертом в определении сравнительных достоинств фотографов, специализирующихся на рекламе пищевых продуктов и автомобилей, Фиби выбрала Мэла Ботвиника и Пита ди Констанзу, твердо решив представлять их интересы именно в этих областях.

Она быстро прибрала к рукам обоих, установив себе гонорар в размере одной трети от доходов каждого. Чем больше она для них делала, тем больше они в ней нуждались. Чем охотнее она протягивала им свою руку, тем крепче они хватались за нее.

Не будь у них столь расчетливого и рачительного менеджера, они и мечтать бы не смели о таких деньгах, которые с ее приходом потекли к ним. Если вдруг появлялась работа, которая действительно вызывала у них интерес, они начинали нервничать и волноваться, опасаясь, что ее перехватит кто-то другой. В такие моменты они были готовы снизить собственные установленные расценки.

Прекрасная возможность, говорила себе Фиби, довольно улыбаясь. Всеми правдами и неправдами она держала цены на высоком уровне, отказываясь от любых менее выгодных предложений, даже если Мэлу и Питу приходилось посидеть сложа руки денек-другой. С того момента, как она взяла их под свое крыло, их доходы стабильно и неуклонно пошли вверх, и теперь они прочно держали большую часть бизнеса. Пит зарабатывал более миллиона долларов в год, Мэл – почти столько же.

Среди троих ее подопечных Джез Килкуллен была единственной знаменитостью, поскольку много снимала для журнальных статей и ставила свою фамилию под фотографиями. Такая работа оплачивалась существенно ниже, нежели в рекламном бизнесе, и ее годовой заработок составлял около четырехсот тысяч долларов. Тем не менее ее потенциал был поистине безграничен, особенно в области рекламы косметики. Ах, если бы существовали две Джез: одна беспрекословно снимала бы красоток для основных рекламодателей косметической продукции, а вторая пусть в свое удовольствие снимает для журналов манекенщиц, демонстрирующих модели модной одежды. Но, к сожалению, была только одна Джез, которая упрямо работала для журналов, потому что предпочитала свободу.

Джез в определенном смысле представляла собой другой тип «кошки, которая гуляет сама по себе», нежели Мэл, выполнявший для журналов только ту работу, которую предлагала ему Фиби, и нежели Пит, снимавший только рекламу. Джез более всех имела склонность к независимости – качеству, которое ненавидела Фиби.

Да, черт бы побрал ее независимость, это все ее гены, ее происхождение, думала Фиби, испытывая обычное в таких случаях чувство досады и раздражения. Майк Килкуллен, отец Джез, был владельцем последнего огромного скотоводческого ранчо в окрестностях между Лос-Анджелесом и Сан-Диего. Шестьдесят четыре тысячи акров нетронутой, невозделанной территории составляли фамильную империю, принадлежащую семье еще со времен испанских земельных грантов. Джез – коренная калифорнийка в восьмом поколении, в жилах которой течет кровь не только испанских ранчерос, но ирландская и шведская. Да, Джез всегда трудно контролировать, она непредсказуема, размышляла Фиби, пока с жадностью поедала сыр, выскребая его пластмассовой ложкой прямо из баночки. Быть представителем таких фотографов – все равно что дрессировать львов. В меру проявлять доброту, использовать авторитет и ничего не бояться. Но прежде всего – контроль.

Трое фотографов неторопливо вошли в офис Фиби, сетуя, как обычно, по поводу такого начала субботнего утра.

– И как вам землетрясение? – обратился Мэл к собравшимся. – Только мы приготовились к съемкам всех видов суфле для «Бон апети», как оно и началось. Нам пришлось остаться в студии до двенадцати ночи и все устанавливать заново. Времени совсем не остается!

– Это что, – вздохнул Пит. – Я стоял на лестнице и выбирал точку для кадра сверху, и тут тряхануло. Если бы не моя быстрая реакция, лежать бы мне сейчас в больнице со сломанной ногой! Но могло быть и хуже: чего доброго, повредил бы «Феррари». Джез, а что было у тебя?

– Честно говоря, учитывая обстоятельства, это произошло в подходящий момент. Я как раз не занималась ничем особенным.

– Вы прямо как дети малые, – брюзгливо вставила Фиби. – Ну что такое локальный толчок? В Беверли-Хиллз его почти и не почувствовали.

– Ты была в магазине? – поинтересовался Пит.

– Как обычно, у парикмахера. Ты же знаешь, Пит, пятница – это святое.

– Ах да, конечно. Как для меня понедельник и четверг, когда я бываю у своего психоаналитика. Я не верю ему, – пожаловался Пит ди Констанза. – Этот болван считает чуть ли не добродетелью ездить на старой, уродливой, рассыпающейся «Вольво». А когда я рассказываю, что мне удалось получить заказ на съемку новой модели «Каунтах», знаете, что он говорит? «Я думал, что вы снимаете только автомобили». Этот засранец даже не знает, что такое «Каунтах»! Ламборджини сделал его в 1971 году, девятнадцать лет назад, и это пока что самая мощная спортивная модель, но он, черт возьми, этого даже не понимает!

– А откуда ты знаешь, на чем ездит твой псих? – удивился Мэл.

– Спросил.

– И он тебе ответил? – Мэл явно был озадачен. Его психоаналитик никогда не отвечал на вопросы.

– Ну да. Он не занимается этой фрейдистской чепухой. Если задаешь ему обычный, нормальный вопрос, то он отвечает.

– А почему вы так уверены, что он считает «Вольво» признаком добродетели? – от души рассмеялась Джез.

Пит ди Констанза родился в Форт-Ли, штат Нью-Джерси, носил брюки и куртку цвета хаки с яркой пятнистой раскраской, выглядел как охранник из эротических фильмов и умел поставить освещение на любые металлические предметы лучше самого господа бога. И вообще он был отличным парнем.

– Я так предположил, – с достоинством ответил Пит.

– Вот видите, поэтому мой психоаналитик не отвечает на вопросы, – с чувством превосходства фыркнул Мэл. – Он не хочет, чтобы я что-то предполагал, он хочет, чтобы я мысленно представлял.

– И еще он не разрешает тебе записывать сны. Но как же, черт возьми, он может требовать, чтобы ты их помнил, если нельзя их записывать?

– А он считает, что если они важные, то я и так запомню.

– Мальчики, мальчики, – вмешалась Фиби, – может быть, вы поговорите на эту увлекательную тему где-нибудь в другом месте?

Пит покорно закрыл рот. Наверняка он проводил бы субботнее утро как-нибудь по-другому, если бы Фиби в свое время не уговорила его вложить деньги в студию. Конечно, это было наилучшим помещением капитала, фактически студия – это единственный надежный капитал, которым он располагает, но все же быть владельцем собственности, даже если это всего четверть здания, как-то не в его характере.

Поскольку идея купить бывшее здание банка и переоборудовать его под студию целиком принадлежала Фиби, то она заставила всех остальных партнеров собираться раз в месяц для обсуждения вопросов, связанных с управлением «Дэзл», на том лишь основании, что три фотографа просто не в состоянии справиться с ними без ее ежемесячных медитаций. Лишний раз продемонстрировать свою важность и незаменимость – без этого она обойтись не может! В его представлении единственная функция Фиби состояла в том, чтобы избавить его, Пита, от второстепенных, несущественных проблем и дать ему возможность делать свои уникальные снимки.