Книга Царские врата - Александр Трапезников

В этом деле он уже значительно преуспел. Кто-то очень искусно поддерживал его финансами, направлял. Организовывались его выступления во дворцах культуры, на стадионах, выпускались видеокассеты с проповедями, куда вмонтировались кадры чеченской войны, где отец Кассиан то управлял боевой машиной, то гарцевал на лошади. Он и сам создавал себе образ человека необычайного. Ходил с громадным посохом и тяжеленным крестом на груди, дома спал в огромном нетесаном гробу, был скор на кулачную расправу с «неслухами», вместо «благословляю» говорил «богославляю», подчеркивая тем свою особую близость к небесному Владыке, а в кармане носил коробочку с печатью, на которой было оттиснуто его имя и которое должно было защищать от всяческих бед, болезней и нечистой силы. Эту печать он ставил всем своим поклонникам и поклонницам куда придется — в паспорт, на клочок бумаги, в псалтирь, хоть на лоб. Ревнители отца Кассиана не мыли потом лбов неделями.

Миша позвонил в дверь, нам открыла безликого вида старушка. Молча выслушала Заболотного, поглядела на оттиск кассиановской печати в его паспорте /пригодилось!/ и пропустила нас всех в квартиру.

— Еще почивают, — с благоговением шепнула она. — Обождите.

Другая старуха мыла в коридоре пол. Третья что-то стряпала на кухне, высунув свою рожицу, перепачканную мукой. Мы прошли в гостиную. Возле стен стояли ящики с гуманитарной помощью, на кресле висел генеральский мундир, из-под которого торчали брюки с лампасами, на столе мерцал компьютер, тут же приютились две пустые бутылки и тарелка с недоеденной пищей. В красном углу висело много икон и теплилась лампадка. Мне еще не приходилось бывать в квартире отца Кассиана, поэтому я с любопытством оглядывался. Дверь в соседнюю комнату была открыта, там, на полу, стоял огромный гроб, откуда доносился мощный храп.

— Умаялся в трудах-то! — негромко произнес Миша. — Вишь, старух-то сколько нагнал? Пойти, что ли, к нему в секретари работать? Он звал.

— Изменился отец Кассиан, — сказал Павел. — Не таким в Чечне был. Не было этого, — он развел руками.

— Чего ж ты хочешь? — ответил Миша. — Жизнь свое берет. А ты с какой стороны на него рассчитываешь?

— Поддержки ищу.

— У раскольника-то?

Мы разместились кто где, на стульях и кожаном диванчике. Через некоторое время в соседней комнате зазвонил мобильный телефон. Я видел, как из гроба высунулась волосатая рука, нащупала на полу трубку. Отец Кассиан пробурчал несколько фраз. Затем закашлялся, тяжело вздохнул и восстал из гроба. Вид его, откровенно говоря, был страшен. Всклокоченные волосы, борода набок, разгорающиеся глаза. Оправив рясу и широко перекрестившись, он уставился на нас, встав на пороге. Миша первым подскочил к нему, целуя руку. Отец Кассиан громко зевнул.

— Узнал, узнал! — сказал он, щелкнув Заболотного по лбу. — Чего пожаловал?

— Вот! — Миша показал рукой в сторону Павла, тотчас же отскочив в сторону.

— А-а, солдат! — отец Кассиан обнял шагнувшего к нему Павла. Грозное лицо его смягчилось улыбкой. Потом он скользнул взглядом по мне и Сене.

— 3-з-здрасьте! — заикаясь, как Павел, сказал я.

— Эти кто? ~ спросил отец Кассиан.

— Эти так, — торопливо отрапортовал Заболотный. — С боку. Тут главный Павел. Дело у него к вам, батюшка.

— Владыка! — поправил его отец Кассиан. — Меня намедни в епископы возвели. Да казаки генеральским чином пожаловали. Вишь, мундир-то какой? Нравится?

— Любо! — поспешно выкрикнул Миша. — Ай, славно, поздравляю!

— В МЧС тоже хотят дать звание генерал-лейтенанта, — благодушно усмехнулся отец Кассиан. — Свалилось всё это на голову, а мне, братцы, ничего не нужно. Мне лишь келью да гроб, больше ничего и не надо. Но! Обязанности. Кто ж за Россию бодаться будет? Молитвенников много, а воинов? Вот и дерусь, пока силы еще есть. А на исходе. Людей верных мало. Все самому приходится. Ты, Мишка, пойдешь ко мне порученцем?

— Я всегда, как прикажете, — замаслился Заболотный. — А платить будете?

— Ты богу служишь, а не мамоне! — рассвирепел отец Кассиан и даже потянулся к посоху, чтобы огреть супостата.

— Сдуру ляпнул, помилосердствуйте! — выкрикнул Мишаня, почти ёрничая. — С пропитанием худо, нищенствую. Иной день корочки хлеба во рту не бывает. Мне бы ставку какую, а я всё для вас сделаю.

— То-то! — смягчился хозяин, генерал-епископ. — Будет ужо тебе ставка. С голоду не подохнешь. Разузнай-ка ты мне, где сукно хорошее на генеральскую шинель взять? Ты проныра, всюду лазаешь.

— А у Игнатова? У него швейный цех. Опять же, патриот, с казаками водится. Да вы же его знаете!

— Верно. Вот и отправляйся сегодня к нему да заказ сделай.

— А деньги?

— Потом пришлю.

Я с интересом следил за их разговором, а Павел стоял с непроницаемым лицом. Сеня же совсем стушевался где-то в уголку гостиной. Отец Кассиан вдруг словно опомнился, он вышел в коридор и оттуда загрохотало:

— Матрена! Тащи блины со сметаной, завтракать пора, гостей потчевать! Солдат пришел, друг мой, так что постарайся! Да поживее, поживее у меня, совсем дохлые ходите!

Пока шла возня на кухне, мы успели переброситься несколькими фразами.

— Каков матерый человечище? — с восторгом сказал Мишаня, примеривая на себя генеральский мундир. Туда поместилась бы еще парочка Заболотных. — Аника-воин, одно слово. Но порученцем к нему не пойду, костей жалко. Переломает.

— Вы про какого Игнатова говорили, у которого корабль свой? — спросил Павел.

— Он самый. Бизнесмен, из православных. Церкви поддерживает.

— Надо бы и к нему съездить. Мне сейчас позарез нужны люди денежные, со средствами.

Заболотный внимательно, с интересом посмотрел на Павла.

— Они всем нужны, — сказал он, чему-то усмехнувшись.

— Потом к нам поедем? — спросил я Павла. — У меня остановишься? Женя будет рада… — Это я уж так добавил, от себя. Думал, ему будет приятно. Но Павел среагировал совсем не так, как я ожидал. Он нахмурился и угрюмо бросил:

— Нет, к тебе не поеду. Поищем другое место.

— И правильно, — сказал Миша. — Евгения Федоровна теперь в каком-то вулканическом состоянии пребывает. Вчера кондитерскими изделиями бросалась.

И кто его за язык тянет? Тем более, неправда это. Я был несколько обескуражен, но настаивать не стал. Павла переубедить трудно. А вскоре мы уже сидели за столом, уставленном всякими яствами. Котлетки, блины, овощи, гречневая каша, У отца Кассиана был отменный аппетит, не забывал он и о стопках с водкой. И говорил при этом без умолку. Но всё больше о себе, о своих достижениях. Речистости оказался редкой, почти Цицерон в рясе. Заболотный всё подталкивал в бок Павла, чтобы и он высказался по своему делу, но тот упорно молчал. Наконец, отец Кассиан сам обратил на эти телодвижения внимание.