Книга Клин клином - Елена Рахманова

Женщина на другом конце провода снисходительно рассмеялась:

– И тем не менее я не сомневаюсь, что она станет моему сыну хорошей женой…

«А как же я? Я тоже обязательно стала бы вашему сыну хорошей женой. Не просто хорошей, а самой лучшей!» – хотелось крикнуть Надежде, но она закусила губу. Ощущение того, что ничего уже не изменить, овладело ею. Конечно, на ум приходили вопросы: а почему тогда вы так носились со мной? Зачем называли «почти дочкой»? Но ведь «почти дочка» это еще не невеста сына…

– И когда свадьба? – еле слышно прошептала Надежда, не обращая внимания на то, что ей говорят в трубку.

– Свадьба… – Ариадна Теймуразовна слегка опешила оттого, что ее осмелились прервать. – Свадьба в эти выходные, а в понедельник молодые улетают сначала в Париж, а затем на Лазурный Берег. В мое время о таком медовом месяце и не мечта…

Надежда повесила трубку, нимало не заботясь о том, как отреагирует на такую откровенную грубость собеседница княжеского рода.

Раньше по любому поводу, а то и без повода Надежда могла залиться горючими слезами, от которых на душе потом становилось спокойнее и беда уже не казалась такой непоправимой. Сейчас же жестокой судорогой перехватило горло, а глаза словно засыпало мелким сухим песком. Она таращилась изо всех сил, стараясь выдавить из себя хоть слезинку. Где-то на подсознательном уровне Надежда чувствовала, что так ей станет хоть чуточку легче, но ничего не получалось. Свалившееся на нее горе оказалось неподвластно потокам банальных слез. Оно пульсировало внутри, постепенно разрастаясь и заполняя все ее существо, вытесняя все человеческие желания. Ей не хотелось ничего. Жить не хотелось.

И тогда сработал инстинкт самосохранения. Чтобы хоть как-то дать выход грозящим поглотить или разорвать ее мучительным эмоциям, Надежда… заскулила. Тихо-тихо и тоскливо, как скулит собака, поняв, что ее предал хозяин, который был для нее всем на свете…

– Нет, ты только посмотри, какая вопиющая невоспитанность! Швырнула трубку! И это после того, как мы здесь с ней носились! – возмущенно произнесла Ариадна Теймуразовна, обращаясь к стоящему рядом сыну. – Я все понимаю, она расстроилась. Наверняка уже считала, что ты должен на ней жениться. Признайся, у вас заходил об этом разговор?

Ладо чуть смущенно пожал плечами. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Да как тебе сказать… – промямлил он.

– Но в любом случае она должна была знать, что без согласия родителей такие вещи не делаются, – продолжила Ариадна Теймуразовна, предпочитая не замечать состояния сына. – И потом, она же наверняка не интересовалась, есть ли у тебя невеста, так ведь?

– Так, – вяло откликнулся Ладо.

– Ну вот видишь! – радостно воскликнула его мать. – Так о чем еще говорить! Ну, была бы эта Надя на худой конец брюнеткой с темными глазами, тогда еще можно было бы… Хотя нет, – оборвала себя Ариадна Теймуразовна, – перед Сонечкиной родней было бы неудобно. Они такие уважаемые люди, а она просто замечательная девушка!

«Но если в нашей семье не может быть блондинок, то почему тогда Мальвина осветляет волосы?» – подумал Ладо, однако спрашивать не стал. К чему? Ему и так все было понятно. Крашеная брюнетка и натуральная блондинка – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Тут надо смотреть в корень проблемы, а это клановые традиции и, чего греха таить, предрассудки. Но мама есть мама, особенно такая, как его…

– Ну а что скажешь про машину? Понравилась? – ворвался в его размышления ласковый, любящий голос.

– Спрашиваешь! – воскликнул Ладо, просияв улыбкой.

– То-то же! Я специально дала на ней сначала поездить Нико. Чтобы ты со стороны на машину посмотрел и захотел такую же, – произнесла Ариадна Теймуразовна. – Ведь захотел, скажи? Захотел?

– Не то слово – захотел! Чуть не умер от зависти, когда увидел в аэропорту! – признался Ладо.

– Значит, с подарком к свадьбе я угадала?

– Угадала, еще как угадала!

Пришедший в хорошее расположение духа сын благодарно поцеловал мать. Та посмотрела на него с обожанием и в душе возблагодарила Всевышнего за прекрасного сына, которого Он ей послал.

– Ну, иди, иди, дорогой. У нас еще столько дел с этой твоей свадьбой, – сказала Ариадна Теймуразовна и смахнула слезинку со щеки.

* * *

Надежда сама была поражена тем, что в понедельник вышла на работу. Наверное, правду говорят, что у человека неимоверный запас сил, только нужна экстремальная ситуация, чтобы высвободить их.

Ксюше и Татьяне потребовался лишь один взгляд на подругу, чтобы понять: случилось нечто ужасное. На Надежде не было лица, двигалась она как сомнамбула. И при первой же возможности выложила им все как на духу за шкафом. Выговорившись, Надежда не почувствовала облегчения, на что, возможно, втайне надеялась. Но теперь хоть она не была один на один со своим горем.

– Вот гад ползучий, – прошипела Ксюша, когда подруга закончила свою исповедь. – И как он собирается тебе в глаза глядеть, когда на работе появится? Ну, я ему еще ту жизнь устрою, – пообещала она. – А ты все князь, князь! Сволочь он последняя, а не князь!

– Да помолчи ты, – шикнула на нее Татьяна, больно ткнув кулаком в бок. – Об этом типчике больше ни слова. Не стоит он того, чтобы о нем помнить!

Ксюша часто-часто закивала и жалобно посмотрела на Надежду:

– Чем мы тебе можем помочь?

– Не говорите пока обо мне никому и ничего, ладно? – попросила та.

– Да мы и не собирались! – хором заверили ее подруги.

– Слушай, а может, тебе недельку за свой счет взять? – предложила Ксюша после минутной паузы. – Хочешь, я с Жеже поговорю от твоего имени? Он в принципе мужик невредный и к тебе хорошо относится.

– Так хорошо, что на мое место сажает Ладошу… – Ставшее вдруг ненавистным прежде любимое имя заставило Надежду перекоситься, как от острой зубной боли.

– Черт, я и забыла об этом, – огорченно вздохнула Ксюша. – Точнее, понадеялась, что все как-нибудь утрясется, останется по-прежнему.

– Не останется, – тихо ответила Надежда. – Жеже сам мне сказал, что Ладо звонил, своей карьерой интересовался.

– Не волнуйся, и без твоей помощи его быстро раскусят. Все и так знают, что ты за него диссертацию писала, сказала Татьяна.

– Мне-то что за радость от этого. Даже не представляю, как смогу находиться с ним в одной комнате, не то что разговаривать, – сказала Надежда.

– Так и вижу, как он лебезить перед тобой станет, – мстительно усмехнулась Ксюша. – Объясняться, прощения просить.

Но Надежда покачала головой:

– Не станет он прощения просить. Я его, можно сказать, смертельно оскорбила. Да и не только его, а всю их высокородную семейку. Просто я вам не все еще рассказала.

Воцарившееся напряженное молчание яснее всяких слов говорило, что, сказав «а», Надежде придется произнести и «б».