Книга Прости, и я прощу - Татьяна Туринская

До конца рабочего дня Катя так и не дождалась от новоявленного шефа не то что приглашения вместе отобедать — должны же они были обсудить сложившееся положение — но хотя бы звонка. Сидоров не одарил ее даже взглядом сквозь прозрачные стены. После ее ухода из кабинета начальника он поднял все жалюзи, словно демонстрируя подчиненным, что ему нечего от них скрывать. В то же время этот поступок красноречиво говорил: я вас вижу, вы все у меня, как на ладони.

Вечером Катерина чувствовала себя развалиной. Едва доехала домой — спина болела невыносимо. Целый день просидела за столом с царственной осанкой, боялась расслабиться хотя бы на минуту — а вдруг он именно в это мгновение посмотрел бы на нее, увидел ее сгорбленной и подавленной. Пришлось держаться из последних сил — обзванивала многочисленных клиентов с неизменной улыбкой на губах, стараясь не показать новому начальнику своего истинного состояния. Изображала из себя невесть что, а на самом деле ей хотелось только плакать, прибежать в его кабинет, закрыть жалюзи, и кинуться в Юрины объятия. Хотелось молить о прощении за то, что он сам же ее и бросил, о любви, о капельке внимания — о чем угодно, только чтобы не было больше его равнодушного взгляда, холодного неприветливого тона. А еще… чтобы не было его жены. Этой красивой яркой шатенки в изумительной шубке под цвет волос — рыжей в рыжем…

Не удалось расслабиться и дома. Не отпускала надежда — он позвонит, он непременно позвонит. Или придет. Он ведь не сможет проигнорировать факт, что Катя нынче его подчиненная. Даже если Юра теперь женат — это ровным счетом ничего не меняло в их общем прошлом. А потому Сидоров не мог без конца изображать, будто его ничего не связывает с Катей. И должен был, обязан был если не прийти лично, то позвонить. Пусть не из любви, пусть не из чувства долга — неважно даже, истинного или ложного — хотя бы ради того, чтобы урегулировать их нынешние отношения. Отношения "начальник — подчиненная". Или "не только начальник — не только подчиненная". Или "бывший любимый — бывшая любимая". Или "не бывший", не "бывшая"?..

Но нет, не пришел, не позвонил. Катя готова была уволиться, если бы Юра потребовал этого. Может, и обиделась бы немножко, но прекрасно поняла бы его просьбу: он стал хозяином фирмы, а потому сам уйти не мог. Мог только попросить Катерину. Или потребовать — не суть важно. И она бы ушла. Чтобы не мешать ему. Чтобы не мешать себе — ведь она же еще не поставила на себе крест, не разуверилась в том, что где-то впереди ее заждалось счастье, и нужно просто идти вперед, не останавливаясь, чтобы не опоздать.

Она бы ушла. Но он не попросил. Сидоров просто сделал вид, что не узнал ее. Или что узнал, но она ему настолько неинтересна, не нужна, что даже не соизволил обратить на нее внимание. Ничего. Ни заинтересованности, ни сочувствия, ни радости во взгляде. Ни словечка человеческого, только бесцветное, ледяное: "Идите, работайте". Словно Катя робот, бесчувственный автомат для выполнения определенных функций: "Идите, работайте"…

Сама же Катерина принять решение об увольнении не могла. Ей непременно нужно было знать мнение Юры на сей счет. Если бы ему было так лучше, она бы непременно уволилась, пусть себе во вред, невзирая на сложности с поисками новой работы. Главное, чтобы ему было хорошо. Катя ведь одна, ей проще. А Сидоров, увы, не один. У него жена, рыжая в рыжем. Стало быть, ему пришлось бы отчитываться перед нею, почему он вдруг срочно решил продать только что купленную фирму. А избавиться от приобретения без ведома супруги не получилось бы — зачем-то оформил документы на имя благоверной. Видимо, было за что. Если бы чувствовал себя неудовлетворенным браком — владел бы бизнесом в одиночку. Стало быть, Катерине ровным счетом ничего хорошего в этой ситуации не светило…

Ночь Катя проворочалась без сна. Сначала все ждала звонка, прекрасно понимая, что так поздно может позвонить только самый близкий человек, да и то, пожалуй, в случае форс-мажора. Но разве нельзя считать форс-мажором их с Сидоровым ситуацию? Обстоятельства непреодолимой силы, кажется, именно так расшифровывается это понятие. Разве это определение не подходит под их с Юрой конкретный случай? Разве жену, рыжую в рыжем, нельзя назвать обстоятельством непреодолимой силы? А шесть лет, прошедших со времени их последней встречи, разве можно преодолеть? А глупую ссору из-за сидоровой козы — поддается ли она забвению? Так вот, значит, как называется Катина беда. Очень коротко, но емко — форс-мажор…

Минуты в этих сутках собрались какие-то густые, медлительные, резиновые. Сначала восемь рабочих часов вытягивали из Катерины душу по ниточке, потом целый вечер та же тягомотина, что и на работе: позвонит? не позвонит? Она даже боялась принять душ — а вдруг Юра позвонит именно в тот момент, когда шум воды будет заглушать все посторонние звуки. Специально захватила с собой в ванную телефон, чтобы не пропустить долгожданный звонок.

И даже ночь не принесла облегчения. Ей бы заснуть, ведь во сне так хорошо, ничего не нужно ждать, можно полностью расслабиться и, если повезет, провалиться в нереальный загадочный мир сновидений. Возможно, ей бы даже приснился Юра. Но нет, сон не шел, Морфей упорно не желал забирать Катерину в свое царство.

Мысли отказывались покинуть ее хоть на несколько ночных часов, отпугивая столь желанный сон. Надежда категорически не соглашалась отпустить Катерину на волю, невзирая на позднее время. Думалось: вдруг он не мог позвонить вечером, потому что рядом была та, другая. Рыжая. А днем, конечно же, Сидорову мешало присутствие полутора десятков подчиненных, от которых он еще и сам не знал, чего ожидать, потому и был с Катей столь холоден. Зато ночью, когда рыжая заснет, он тихонечко проскользнет с телефоном на кухню и непременно позвонит. Катя не знала, что он скажет. То представлялось, что Юра станет умолять ее о прощении, будет клясться в вечной любви, пообещает развестись в ближайшее же время и жениться на Катерине. То вдруг просыпался здравый смысл, вещающий противным занудным голосом: "Ну конечно, ему больше делать нечего, как разводиться. Ты ее видела, рыжую? А себя в зеркале видела? Так и нечего нюни распускать, спи давай".

Заснуть удалось только под самое утро. За окном было еще темно, но шторы на окнах самую малость посветлели, обозначив поздний ноябрьский рассвет. Уже стали слышны какие-то звуки: шаркающие тапочками шаги у соседей сверху, проснувшийся лифт за бетонной стеной — интересно было бы взглянуть в глаза архитектора, или кто там отвечает за полное отсутствие звукоизоляции в домах современной постройки. Обо всем думали строители, возводя типовую шестнадцатиэтажку: о просторной кухне для хозяек, о раздельном санузле, о том, чтобы в ванную поместилась стиральная машина, об удобных широких коридорах или даже холлах. Только про звукоизоляцию почему-то забыли, из-за чего Катерина не могла толком посмотреть фильм или новости — звонкоголосый телевизор глуховатой соседки снизу забивал все своим криком.

Естественно, Катя проспала. Вроде и заснула-то только на пару минуточек, а сама даже звонка будильника не услышала. Лишь резкая до неприличия трель стационарного телефона разбудила ее. Плохо соображая спросонья, она подняла трубку.

— Ты еще дома! — раздался возмущенный Светкин голос. — Катька, ты в своем уме?! Одиннадцатый час! Шеф рвет и мечет, где тебя черти носят?!