Книга Тариф на лунный свет - Ильдико фон Кюрти

— У этого Зандера с третьего этажа опять разыгрался бронхит. Он так кашляет, что у меня в шкафу стекла звенят.

— Да уж… Просто ужасно…

— А эта пара гомиков там наверху… Я, конечно, не имею ничего против. Но по выходным они возвращаются домой не раньше четырех утра. И горланят на лестнице так, что даже мой муж просыпается, а уж у него-то сон здоровый. Вот оно как. Интересно, сколько они еще вместе продержатся. Ведь общеизвестно, что эти однополые отношения недолго длятся.

— А-а…

— А вы как, фрау Хюбш?

Я только что подцепила на ложку открытку от Йо.

— У вас ведь тоже новый друг?

Я успела пробежать глазами строчки: «Хэлло, дорогая Кора! Тебе еще доставляют ежедневную еду на колесах? Главное, чтоб было тепло в животе, — так я думаю. Давай, давай, продолжай! Сердечные приветы из Нью-Йорка!

Люби в кровати и вне ее —

Совет по дружбе, твоя Йо».

Очень нежно. Мы так всегда делаем.

Последние строчки наших писем и открыток должны быть зарифмованы. У Йо, конечно, и здесь преимущества: Йо. Мое. Белье. Дерьмо. Окно. Свиньей. Мурло. Светло.

С Корой не рифмуется почти ничего. С Хюбш — тоже. Лучшее стихотворение я ей прислала с Майорки:

«Погоды не бывает гаже.

Здесь горничные мерзнут даже.

Мне б только джемпер из ангоры!

Приветик от озябшей Коры».

Вышло гениально. Так мне кажется.

— Фрау Хюбш, так у вас новый друг? Создается такое впечатление. В последние дни.

Пропади ты пропадом, фрау Цаппка, зануда старая!

— Что? Ах да. Верно. До некоторой степени.

Откуда старая карга могла узнать о моих бурных ночах? Я почуяла недоброе.

— Видите ли, фрау Хюбш, в этом доме слышно действительно все. Аб-со-лют-но.

Еще бы! Мой новый приятель был не из тех зажатых типов, которые прикидываются мачо и даже в постели никогда не расслабляются, а скрывают свое истинное состояние. Мне по душе был его мощный голос. Услышав такой вопль, женщина сразу понимает, что уже можно перестать притворяться, будто изнемогаешь от страсти. Ничего нет хуже мужиков, которые кончают внезапно, никак не оповещая об этом заранее. Как, спрашивается, в такой ситуации правдоподобно симулировать оргазм?

А кроме того, с ним действительно бывало хорошо. Конечно, только в сексуальном плане. Я с самого начала поняла, что этот мужчина ненадолго. Моих шуток он не понимал. А уж если я чего и не терплю, так это когда моим шуткам не смеются. А ведь они совсем даже неплохи. По крайней мере, большая часть.

К счастью, в то утро я была в ударе и настроена по-боевому.

— О-о-о, как вы все верно замечаете, фрау Цаппка, — пропела я сладеньким голоском. — Я ведь тоже в этом доме все слышу. Аб-со-лют-но все. Вот только вас с вашим мужем совсем не слыхать. Со-вер-шен-но. Всего вам доброго.

Вот так я ее сделала, старую шлюху! Ха!

Однако же в тот судьбоносный день мое настроение в целом было не очень, ведь ночь я провела без своего голосистого сожителя, а на голове у меня было такое, что, по моим представлениям, бывает только у Тины Тернер, которой приснился кошмар.

— Вам и в самом деле надо заказать новый ключ, — сказала фрау Цаппка.

Она определенно шла из магазина, так как тянула за собой сумку на колесиках. На голове у нее был прозрачный полиэтиленовый капюшон от дождя, стянутый резинкой. От этого на лбу оставались неприятные красные полосы.

— Уже заказала, — пробормотала я. Хотя в сравнении с фрау Цаппкой я и выгляжу как какая-нибудь высокооплачиваемая модель, все же я попыталась спрятать лицо за газетой.

Почему я так с собой обращаюсь? Почему не принимаю душ, не делаю макияж, прежде чем выйти из квартиры? Верона Фельдбуш, как я читала, без косметики не выходит и за почтой. И это при том, что в отличие от меня она, пожалуй, могла бы себе такое позволить.

Я же в поношенном домашнем халате, со столовой ложкой в руке стою в парадном и позволяю себя унижать какой-то управдомше в полиэтиленовом колпаке. Что-то идет в моей жизни совершенно не так. Это точно.

Я оставила Цаппку в растерянности, а сама помчалась в свою квартиру. Кофе уже остыл. В газете под рубрикой «Разное» сообщалось, что Кармен Кошловски приглашают на роль в какой-то «мыльной опере». Как же несправедлива жизнь!

Выкурила шесть сигарет. Расплата — боли в животе. Тем лучше. Я была слишком подавлена, чтобы идти на работу и печатать снимки двадцати пяти спальных диванов. Мне захотелось поболеть. Как минимум, три дня. Чтобы внести порядок в свою жизнь. А на это нужно время.

Я набрала номер моего домашнего врача. И судьба начала свой разбег.

Приемные врачей всегда выглядят одинаково. Я сидела в кабинете. Справа стояла кушетка, покрытая светло-серым пластиком, а поверх него — огромной одноразовой салфеткой. На стене висел плакат с изображением человеческого тела изнутри. Органы были броско раскрашены и снабжены надписями.

Любопытно, мог бы кто-нибудь повесить такое у себя в комнате? Кого может интересовать, где именно делает свое дело поджелудочная железа? Рядом с ультразвуковым прибором стояла скульптура. Сердце из пластмассы, выполненное с полным натурализмом. Окруженное синими и красными сосудами. Ух. Отвратительно! На книжной полке — труды с названиями вроде «Дисменциональные функции аорты», или «Субгипертонидный пациент», или «Прямая кишка вчера и сегодня» и тому подобное.

Отчего врачи считают своим долгом ставить себе в шкаф такую белиберду? Они что, этим надеются произвести ошеломляющий эффект на больных? Или думают, что кто-то поверит, будто они все это прочли? Или хотят, чтобы мы утешались надеждой, что в случае острых проблем с прямой кишкой им достаточно будет справиться в разделе «Острые проблемы прямой кишки»?

Я была в дурном настроении. В очень дурном. При таких обстоятельствах мне нетрудно было произвести на врача впечатление больной.

— Добрый день. На этой неделе я буду замещать доктора Бара, — раздался за моей спиной совершенно незнакомый голос.

Этого еще не хватало. Замещение! Наверняка какой-нибудь врач-ветеран, который ампутировал ноги еще в Первую мировую войну, а теперь снова призван на службу из своей пенсионной тиши. Знать бы заранее… так лучше уж пошла бы на работу.

— Что вас беспокоит? — Белый халат прошел передо мной, опустился на стул по ту сторону письменного стола и поднял голову.

Он вытаращил глаза. Я тоже. Казаалось, прошла вечность.

На мгновение мой мозг мне отказал, и, к своему ужасу, я услышала собственный шепот:

— Дани-золотце.

— М-да, меня, собственно, зовут Хофман. Доктор Хофман.

— Да, конечно. Извините. А меня зовут Хюбш. Кора Хюбш.