Книга Иктанэр и Моизэта - Жан де ля Ир

— Нет! Слушай дальше. Квартирмейстер ездил на берег запастись овощами и свежим хлебом и привез необычайные слухи… Но это так неопределенно, так кажется странно; и сам он так мало уверен…

— Да говори же, что? — нервно перебил Сэнт-Клер.

— Вот что! По-видимому, сегодня в 5½ часов утра с башни Эйфеля пришел к адмиралу какой-то приказ министра… другая телеграмма пошла в Бизэрту. Не знают, что в них говорилось. Но по слухам — всюду мобилизация, в Бизэрте, в Тулоне, в Рошфоре, и в Бресте и в Шербурге.

— Но ведь это же война?

— Очевидно! Во всяком случае вчерашнее международное положение не давало повода этого предвидеть.

Командир замолчал, с колебанием он потом положил руку на плечо своего приятеля и глухо проговорил:

— Хочешь знать мое настоящее мнение?

— Говори!

— Я думаю, что тут — первое осуществление угроз Неизвестного.

Сизэра был так бледен и так серьезен, и слова его звучали с такой силой убеждения, что вечно скептический Сэнт-Клер даже не помыслил улыбнуться. Но все-таки, пожав плечами, он машинально воскликнул:

— Ну вот тоже!

В дверь три раза стукнули.

— Войдите!

— Командир, — произнес вошедший матрос: — сигнал от адмирала!

Оба офицера быстро вскочили и бросились на мостик. Сэнт-Клер захватил морской бинокль.

Рейд Вильфранш представлял собой дивное зрелище. Причаленные к мертвым якорям сорок шесть судов эскадры — броненосцы, крейсера, истребители, контрминоносцы, миноносцы, подводные лодки — казались на ровном синем фоне моря огромными и изящными шахматными фигурами. К ясному небу, с которого сверкало великолепное и веселое солнце, подымались столбы дыма, извергаемого черными трубами судов. Несколько позади «Циклона» расстилался живописный амфитеатр Вильфранша, с его залитыми светом розовыми, белыми и темными домами. И полнейшая тишина царила над этим чудным пейзажем.

Сизэра, Сэнт-Клер и матрос прошли на перед миноносца и все трое вперили глаза на колоссальный броненосец, который стоял почти в центре эскадры. То был «Patrie», и на нем главный адмирал держал свой флаг командующего средиземным флотом.

— Записывайте! — приказал матросу командир.

Но тот уже был готов и держал в одной руке тетрадь, в другой — карандаш.

И с каким-то тяжелым предчувствием, со смутным беспокойством, с неопределенной боязнью, которая давила сердце и заставила бледнеть лица, оба офицера и их подчиненный ждали адмиральских сигналов.

Неужели и они будут говорить о Неизвестном?

Сэнт-Клер направил свой бинокль.

На соседних миноносце, истребителе и подводной лодке тоже виднелись офицеры в такой же позе в готовности принимать приказ, возвещенный с адмиральского корабля.

Вдруг на одной из мачт броненосца, видно было, как взвилась целая вереница самых разнообразных флагов: квадратных, продолговатых и треугольных. Эти сигналы стали быстро менять свое расположение или же исчезали совсем, и на смену им появлялись новые флаги.

Это продолжалось четыре минуты.

Сизэра и Сэнт-Клер следили и постепенно переводили. Лица их несколько побледнели, но ни один мускул на них не дрогнул.

— Читайте, Матье! — приказал матросу командир.

И почти вполголоса, чтобы слышали только оба офицера, он прочел:

«Серьезные вести из Парижа. Адмирал строго подтверждает свои приказы, данные сегодня утром. Вся эскадра должна быть готова через час выйти в море. Командирам броненосцев, крейсеров, истребителей, контрминоносцев и подводных лодок немедленно явиться на адмиральское судно»!

— Лодку на воду! — скомандовал Сизэра.

Четверо матросов и один старший бросились к маленькой, висевшей у борта «Циклона» лодке из непромокаемой материи, и в одну минуту она была на воде, и в ней — с веслами в руках ждал матрос.

— Следите за всем, лейтенант! — сказал Сэнт-Клеру Сизэра; — и велите приготовиться поднять якорь!

— Слушаю, капитан!

Офицер уже был в лодке.

Весла обмакнулись в воду и под размеренными ударами гребца легонькое суденышко быстро заскользило по гладкой поверхности спокойного моря, оставляя за собой борозду, в которой сверкало солнце.

И со всех судов отошли такие же или несколько больше лодки, унося каждая одного офицера и одного, двух или четырех матросов.

Ровно в полдень в адмиральском салоне на «Patrie» собрались командиры отделений и единиц эскадры: все они уселись вокруг огромного стола, за которым председательствовал адмирал Жерминэ. Так как эскадра на рейде Вильфранша была в своем полном составе, то этот военный совет, — если только так можно выразиться, — состоял из следующих сорока девяти офицеров: два контр-адмирала: начальники дивизий; двенадцать капитанов судна: командиры шести броненосцев и шести крейсеров; девять капитанов фрегата: командиры шести истребителей, одного авизо и двух контрминоносцев, двадцать два лейтенанта судна: командиры шестнадцати миноносцев и шести погружающихся или подводных лодок, и наконец три мичмана.

Адмирал Жерминэ был крайне серьезен. И сообразно этому все офицеры, по внешнему впечатлению сообразуясь с видом высшего начальства, одни, смотря по темпераменту, имели серьезный и озабоченный вид, а другие — просто застыли с выражением почтительного ожидания. Молодые мичманы, еще не так привычные и не достаточно опытные, чтобы сдерживать свои впечатления, на самом лице своем сохраняли отпечаток их усилий, которые они делали, чтобы хоть сколько-нибудь совладать с охватившим их чрезвычайным волнением.

Когда все уселись, адмирал Жерминэ поднялся среди напряженного внимания и поразительной тишины. Его выбритое лицо, носящее отпечаток редкой энергии, было как всегда бледно, и его холодные, спокойные глаза не открывали угадать, каковы были его мысли, бурны или спокойны?

— Господа! — начал он своим, с первого же момента сильным и горячим, красивым и увлекающим голосом предводителя: — Господа, среди вас нет ни одного, кто бы не читал в газетах ошеломляющих ультиматумов и с виду смешных угроз, которые какой-то Неизвестный сумел вручить или доставить главам всех государств всех цивилизованных наций…

При этих вступительных словах волна изумления и любопытства охватила собрание. Даже капитан Лекербалек, вопреки своим сединам, так поддался общему юношескому волнению, что хлопнул по столу своей раскрытой рукой.

Но, выждав четверть минуты, адмирал продолжал:

— Весь мир осмеял Неизвестного, с его ультиматумами и с его угрозами…

(Никто даже не посмел теперь улыбнуться…)

— И вот, господа! — провозгласил адмирал: — потеха кончена!.. Неизвестный приступил к осуществлению своих угроз!..

При этих словах общее удивление, даже ошеломление были так сильны, что, вопреки почтительности пред начальством, у всего собрания вырвались почти несознательные восклицания. Поморщив брови, адмирал поднял руку. Молчание восстановилось моментально. И начальник эскадры продолжал: