Книга Платиновая карта - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меркулов посмотрел на заключение эксперта и мрачно сказал:
— Я это уже понял. Значит, в связях, порочащих его, наш Марат Соколов не замечен?
— Чист как стеклышко, — кивнул Турецкий.
— А что, официантов не удивило, что он сам взялся подать блюдо Платту?
Турецкий покачал головой:
— Нисколько. Это у них обычная практика. Лучших клиентов угощает сам шеф-повар. Официанты уже не первый раз обслуживали Платта и, конечно, знали, кто он такой.
— Так-так… — Меркулов надел очки и еще раз просмотрел заключение, словно надеялся увидеть в нем ответы на все загадки. Однако ответов в заключении не было. Меркулов вздохнул, снова снял очки и принялся задумчиво постукивать дужкой по столу. — А что насчет мотивов убийства? — спросил он.
— Мотивы установить сложно. Платт был крупной фигурой в международном бизнесе. Само собой, найдутся сотни — если не тысячи — людей, которым он не нравился, — Турецкий посмотрел на постукивающие по столу очки и добавил: — Обычно на такие высоты забираются, лишь шагая по чужим головам.
— Это уж как пить дать, — поддакнул Меркулов. — Интересно, наши бандюганы его шлепнули или импортные гастролеры руку приложили?
— Спросил старик гадалку, — хмыкнув, сказал Турецкий. — Чую, Костя, завязнем мы в этом деле по самое не горюй.
— Да уж, скучать тебе не придется. Радуйся, Саня, у других вон вообще работы нет, а у тебя ее непочатый край. Можно сказать — счастливчик!
Александр Борисович невесело усмехнулся:
— Вы к тому же еще и циник, господин государственный советник юстиции первого класса?
Меркулов мило улыбнулся в ответ.
— Чем обзываться, лучше скажи, что твой миллиардер делал в Москве?
— А то ты сам не знаешь. По телевизору теперь только об этом и говорят. Как тебе наверняка известно, мистер Платт был большим филантропом и привез в Москву несколько картин русских и зарубежных художников, купленных им на аукционах за границей. Эти картины Платт намеревался передать в дар Третьяковской галерее и Пушкинскому музею. К тому же Платт хотел разобраться с делами своего фонда, функционирующего в России. До него дошли слухи, что Фонд Платта, учрежденный для финансирования работ российских ученых, потихоньку разворовывается российскими руководителями.
— Ага! Вот тебе и первая зацепка!
— Да какая там зацепка, — махнул рукой Турецкий. — Он бы все равно ни черта не раскопал. Ты же знаешь, как у нас в России такие дела делаются — лучше даже не соваться. Да и не стали бы они таким дурацким способом афишировать свои темные делишки. Я, конечно, эту версию проверю, но, мне кажется, в данном направлении глубоко копать не стоит.
— А в каком стоит?
Турецкий вздохнул и пожал плечами:
— Кабы я знал, я бы прямо сейчас за лопату взялся. По-любому начну я с трех версий, которые первыми приходят на ум. Первая — Фонд Платта. — Турецкий сделал реверанс в сторону Меркулова. — Вторая — картины, которые Платт собирался подарить Третьяковке и Пушке. Возможно, это как-то связано.
— А третья? — спросил Меркулов.
Турецкий пожал плечами и сказал:
— Разборки на бытовой почве.
Меркулов усмехнулся:
— Это в каком же смысле? Думаешь, у Марата Соколова были причины для личной неприязни?
— Как знать, — в тон шефу ответил Александр Борисович. — Может, мистер Платт обругал в свой прошлый приезд фирменное блюдо ресторана? А может, увел у Соколова жену.
— Или отравил его любимую собаку, — поддакнул Меркулов. — Что ж, проверь. Миллиардеры сплошь и рядом травят чужих собак. А как только покончат с собаками, сразу переключаются на жен.
— Правда? — ернически спросил Турецкий.
— Конечно!
Турецкий состроил серьезную физиономию и сказал:
— В таком случае приму версию с собачкой в качестве основной.
По пути домой Турецкий решил заехать в цветочный магазин.
Цветы он выбирал долго и придирчиво. У одних были подвядшие лепестки. У других — слишком короткие стебли. У третьих Александру Борисовичу не нравился цвет, у четвертых — запах. В конце концов измученная продавщица спросила:
— А вы, вообще, по какому поводу покупаете? На день рождения или на банкет?
— Ни на то, ни на другое, — ответил Турецкий.
— Без повода?
Турецкий улыбнулся и кивнул:
— Без повода.
— А для кого? Для подруги или для жены?
— Для любимой жены, — ответил Турецкий.
Продавщица улыбнулась:
— Задобрить, наверное, хотите?
— Почему вы так решили? — удивился проницательности продавщицы Александр Борисович.
— А это единственный случай, когда мужчины так избирательны. Обычно они берут все подряд. Они думают: главное, чтобы были цветы, а какие — не имеет значения.
— Для меня имеет, — сказал Турецкий.
— Гм… — Продавщица задумчиво обвела взглядом вазы с цветами. — В вашем случае лучше избегать ярких, агрессивных расцветок. Пожалуй, лучше всего подойдут вот эти розы. У них очень нежный и психологически нейтральный цвет. — Она показала на букет больших розовато-белых роз и добавила: — Если бы мой муж подарил мне этот букет, я бы простила ему все грехи на пять лет вперед!
Турецкий улыбнулся и сказал:
— Заверните.
На крыльце магазина он остановился и вдохнул полной грудью прохладный вечерний воздух улицы. Если бы «важняк» Турецкий был чуть-чуть внимательнее и если бы большой ароматный букет роз не заслонял ему обзора, он бы, конечно, обратил внимание на невысокого, юркого паренька в черной куртке, который, проходя мимо «важняка», на секунду замешкался, словно разглядывал табличку с расписанием работы магазина. Но Александр Борисович был слишком сильно поглощен своими мыслями, чтобы обращать внимание на такие мелочи. А зря.
Дома Турецкого ждала неприятная неожиданность. Едва переступив порог, он сразу почуял неладное. Однако, будучи профессиональным сыщиком, Александр Борисович — как это водится — досконально все проверил, прежде чем делать выводы. Заглянул на кухню, в гостиную, в спальню, в комнату дочери… Ирины нигде не было.
Устало опустившись в кресло и подперев подбородок кулаком, Турецкий пару минут сидел молча, размышляя над тем, куда могла пойти жена. Ничего путного ему в голову не приходило. Тогда он подошел к телефону и набрал номер сотового жены. Первый гудок… Второй… Третий… Лишь после четвертого гудка жена соизволила взять трубку:
— Алло.
Голос у Ирины был веселый и слегка (как показалось Турецкому) нетрезвый.
— Ир, ты где? — ошарашенно спросил он.