Книга Четвертый круг - Зоран Живкович

В племени испокон века было девять членов. Когда какой-нибудь из шаров из-за неосторожности лопался весной на пике тройного слияния, отдавшись подстегнутой кутаром необузданной страсти, или безвозвратно уходил по Великому Пути под пьянящим действием шимпры, то осеннее набухание приносило с собой не только обновление, возрождение увядших членов племени, но и появление новых шаров, восполняющих потери, ибо каждый новый годовой цикл должен был начаться в долине с девятью соплеменниками.

Почему именно девять — шары не знали. Числа и сложные отношения между ними не затрагивали этот мир трав, запахов и ветров, да и не были никому нужны. Просто-напросто их было девять, а могло быть три или девять раз по девять. Больше шаров или меньше — все равно, потому что травы в долине было в изобилии: питательного ломуса, своим желтым цветом нарушающего кое-где вездесущую голубизну рохума; слабо пахнущего миррана, кисловатый сок которого действовал бодряще и освежающе; хрупкого хуна с очень острым вкусом, приземистые кусты которого единственные превосходили шары по высоте; пестрой и мягкой амейи, из которой они делали лежбища на ночь и гнезда для тройных слияний; улга; тонколистой ворены; шелковистой пигейи, чье нежное летнее руно постоянно облегало шершавые тела шаров как украшение; горолы; олама, цветущего лишь один раз за цикл… Бесконечное растительное разнообразие, всепланетное царство трав.

А помимо трав, Великого Пути и Сбора для шаров больше ничего важного не существовало.

И поскольку Сборы происходили очень редко, так что не пробуждали в шарах ни любопытства, ни нетерпения, а лишь неопределенное сознание необходимости отклика, Великий Путь, совершавшийся по меньшей мере раз в цикл, давал необычный опыт, который зачаровывал и смущал тех членов племени, кто не был удачлив в поисках шимпры или не имел достаточно смелости, чтобы отправиться в поход, из которого порой не было возврата.

Шары, вернувшиеся с Великого Пути, в беззвучных картинах, при помощи которых они общались, рассказывали о необыкновенных чужих далеких местах. Это были места поистине чужие, часто лишенные ветров, разносящих запахи, совсем лишенные травы, даже голубого рохума — прародителя всех растений, совершенно лишенные племени шаров…

Вместо этого картины, которыми вернувшиеся делились со всеми, рассказывали о текучих, изменчивых пространствах, похожих на бескрайние поля, залитые зеленоватым соком миррана, о гремящих холмах, гневных, как едкий хун, о пустынных долинах, засыпанных какой-то схожей с мелкими семенами улга серой пылью, в которых никогда ничего не росло, о местах, где все растения уничтожены и заменены некими формами, неестественно правильными, хотя и не столь совершенными, как шары.

Но ни на одном Великом Пути не встречались сами шары. Иные существа наполняли смущающие картины вернувшихся путников: творения с искаженным обликом, что никогда не катились, но тем не менее передвигались, порой даже намного быстрее, по разнообразным ландшафтам чужих мест без опоры о траву, сквозь ветер или над ним. Эти другие существа не обращали ни малейшего внимания на запахи, может быть, и вообще не чувствовали их, хотя вокруг них обычно клубились жуткий смрад и ядовитые испарения, и лишь крайне редко — какое-нибудь благоухание. Они не обменивались бесшумными картинами, но все же как-то общались между собой: звуком, светом или прикосновением, хотя шарам и не удавалось проникнуть в эти странные, неясные языки, высказываемые и воспринимаемые иными органами чувств…

Что заставляло некоторых путников шимпры не возвращаться с Великого Пути, оставаться в тех чуждых местах без трав и ветра, напоенного запахами, без своего племени — этого оставшиеся шары понять не могли, и как раз это непонимание непрестанно гнало их на поиски шимпры — в надежде, что в каком-нибудь новом Великом Пути они найдут ответ. Ведь могло случиться так, что исчезнувшие шары увязли в чужих смрадных пространствах и хотели бы вернуться, но почему-либо были не в состоянии этого сделать без помощи племени. Или, быть может, они наконец нашли Последнюю Долину, где нет больше ни взрывов, ни набуханий, где все шары, которые когда-либо существовали, составляют одно бесчисленное племя в пространстве без границ, где легко узнаются все запахи, приносимые ветром, — все, кроме запаха шимпры, которой единственной там нет, ибо оттуда уже никто не отправляется в Великий Путь…

А потом неожиданно, в течение нескольких последних циклов, картины, приносимые с Великого Пути, начали походить одна на другую, происходя из одного и того же места. Это также было чужое место с мягким пылевым покрывалом вместо травы и каким-то странным тугим ветром, полным запахов, не дурных и не приятных, а просто иных, — запахов, пробуждавших волнение, беспокойство. И все же мрачный пейзаж в картинах новых путников шимпры был не совсем чужим. В первый раз на Великом Пути появились другие шары — всего три, очень большие и не одинаковые между собой, они находились высоко над ветром, там, где шарам никак было не место.

Хотя они не могли катиться, они все же скользили над сумрачным пространством, исчезая через равные промежутки времени за его границей, падая в никуда, чтобы потом подняться с противоположной стороны долины, заливая ее цветами рохума, ломуса и кутара. Цикл там длился совсем недолго, всего лишь один день, а тройное слияние и набухание происходило, должно быть, где-то за пределами видимости, во тьме.

Шары терпеливо ждали, что эти далекие неизвестные сородичи передадут им бесшумные картины, но никаких сообщений не было. Три больших шара не только ничего не посылали, но и не принимали картины, которые отправляли им путники Великих Путей, жаждущие ответа. Однако чужое место изобиловало картинами, правда, ничего не говорящими ни шарам-путникам, ни тем, кто воспринимал их рассказы.

Это были картины, заполненные прообразами всех шаров — кругами разных размеров и цветов, которые переплетались, уменьшались и увеличивались, вырастали один из другого, взаимоуничтожались. Все это производило усыпляющее, опьяняющее действие, похожее на то, которое вызывали тонкие листья ворены, что использовались шарами для восполнения сил после тройных слияний.

И лишь путник, побывавший на последнем Великом Пути, сумел определить источник этих пестрых изменчивых кругов, которые появлялись как бы со всех сторон в мире трех больших шаров. Источником этим также был круг, лежащий на пыльной земле, — большой блестящий круг с мягким запахом амейи и приятным цветом рохума, сквозь границу которого, однако, невозможно было проникнуть.

Последний путник шимпры чуть было не остался в этой долине навсегда, силясь разузнать, что лежит по ту сторону блестящей границы — там, откуда появлялись чужие опьяняющие картины. Чем настойчивее он пытался это сделать, тем быстрее круги в картинах вращались и изменялись, погружая его в сон, от которого, он знал, не пробудиться никогда. Хотя этот сон сильно манил, обещая блаженство куда большее, чем дарили травы, в последний момент путник отказался от него, чтобы вернуться и беззвучным языком картин рассказать остальным шарам о самом необычном из всех Великих Путей.

Шары с благодарностью приняли дар вернувшегося, полный удивительных предчувствий и непреодолимого зова. Хотя поиски шимпры никогда не прекращались, шары предались теперь исключительно им, снедаемые нетерпеливым желанием, чтобы кто-нибудь из них как можно быстрее ушел по Великому Пути, надеясь, что ему удастся дальше предыдущего путника проникнуть за границу круга, в самое средоточие усыпляющих картин. Все другое словно стало вдруг неважным по сравнению с этим желанием.