Книга Мод навсегда - Доминик Дьен

На площадке второго этажа аллегорическая пленка их жизни была вновь перемотана на начало… Сперма, слезы, взрывы смеха… А любовь? Они забыли о ней. Наверное, у них просто не было времени… подумать о любви.

Порог просторного зала бракосочетаний они переступили одновременно. Если бы большая парадная лестница с узорными коваными перилами была длиннее на несколько ступеней, они, возможно, успели бы просмотреть ленту своей жизни до самого конца. Беззубые приоткрытые рты, слабое старческое дыхание…

Но у них и на это не было времени… Времени подумать о смерти.

Накануне позвонили ее родители. Франсуа их ненавидел. Они довели ее до слез. Не портите мне свадьбу! Мы любым друг друга… Что вы можете поставить ему в упрек? Его возраст, религию?… Я вас очень прошу, приезжайте!

Они перелетели через океан, чтобы вскоре вернуться обратно. Теперь у тебя нет никого, кроме меня. Успокоила ли се эта фраза? Во всяком случае, она больше никогда не заговаривала с ним о родителях. Но он знал, что она продолжает им регулярно писать.

Ее тихое» да», прозвучавшее как-то совсем по-детски, так разнежило его, что он едва расслышал эхо своего собственного ответа. Он раскусил рисовое зернышко,[3]прилипшее к уголку рта, и аккуратно смахнул пальцем еще одно с ее накрашенного века.

Моя жена. Разрешите представить вам мою жену. Вы знакомы с моей женой? Моя жена. Жена. Госпожа Прат. Она красива, не правда ли? Да, очень молода… Мы занимаемся сексом… Она принадлежит мне. Мне. Она моя. Моя жена. Вы знакомы с моей женой?

Он зашел в магазинчик Аромат пирогов напомнил ему, что он голоден. Он выбрал их любимый, с козьим сыром и базиликом. И еще два пирожных с малиной. Стоя в очереди в кассу, он почувствовал прикосновение женских ягодиц. Ему захотелось сжать их в руках. Помять, как тесто. Он вспомнил о фильме, который так и не взял в прокате, и прижался гениталиями к бедрам женщины. Та удивленно обернулась. «Ах, простите», – буркнул он с рассеянным видом и отошел.

Вернувшись домой, он включил телевизор и приготовил поднос с ужином. Он чувствовал себя умиротворенным. Он принялся щелкать кнопками дистанционного управления, пока наконец не попал на программу о жизни насекомых в амазонских лесах. Как раз то, что он терпеть не мог. Идеальное средство, чтобы заснуть.

На следующее утро он проснулся около одиннадцати. Он чувствовал себя хорошо. Сквозь задернутые шторы сочился неяркий ласковый свет. Телевизор продолжал свое безостановочное жужжание. В спальне было душно. Возле ножки кровати стояла тарелка с засохшими остатками вчерашнего ужина. Это подействовало успокаивающе. Он пукнул и стал вспоминать времена, когда еще не был женат.

Из оцепенения его вывел звонок в дверь; это была Барбара. Она сварила кофе и приготовила бутерброды. Пока он ел, она, присев на краешек кровати, смотрела на его усталое и помятое лицо, и сердце ее сжималось от боли.

Франсуа попытался вспомнить, сколько у нее было любовников с тех пор, как она вышла замуж. Три, четыре? Пальцы Барбары пробежались по его груди и теребили теперь волоски.

– Чем я могу помочь тебе, мой Франсуа?

Он улыбнулся, и его взгляд соскользнул к лобку.

– Приласкай меня!

– Ты, я смотрю, времени зря не теряешь…

– Мне так плохо, Барбара. Это единственное, что может меня утешить.

– Ты играешь на моих чувствах, это как-то не очень красиво…

Чувственно приоткрыв рот, она откинула простыню и взяла в руки член Франсуа.

– Что, твой муж тебя не удовлетворяет? – спросил он не без сарказма.

– Оставь Франка в покое», – Потом добавила: – Как у тебя быстро встает!

– Это не мешает мне быть несчастным, Барбара. Если бы ты только знала…

– Я знаю, мой Франсуа… Я здесь. С тобой…

В глубине души он всегда предпочитал распутниц. Он постанывал от удовольствия, пока рука Барбары нежно ласкала его член. Она слегка раздвинула ноги, пытаясь сдержать хрип. Рука Франсуа скользнула ей между бедер. Но Барбара возмущенно убрала ее.

– Мертвым не изменяют! – наставительно произнесла она.

– Почему? Это грех?

Она не ответила. Стало быть, ему придется довольствоваться малым. Его охватила злость, к которой примешивалось чувство горечи. Он понял, что вдовство обрекает его на самую нечеловечную из всех пыток: верность заочно! Эта мысль потрясла его как смертельный приговор.

И тогда Франсуа принял решение вести двойную жизнь. В одной из них будут те, для кого он останется безутешным вдовцом. В другой – ничего не знающие о его прошлом. В новом, пока еще незнакомом ему обществе, девственном, как необитаемый остров, и свободном от любых предубеждений, он сможет укрыться, когда тоска станет совсем невыносимой. Эта картинка мира, состоящего из двух сфер, успокоила его. Он хотел спрятаться в спутанных ветвях подрубленного древа общепринятых моральных устоев, он готов был преступить через любые законы, лишь бы забыть свою жизнь.

Барбара прибралась в спальне и на кухне.

– Вечером я тебе позвоню! – сказала она, когда Франсуа вышел из ванной.

– Ты придешь еще?

– Обещаю!

– Когда?

– Завтра, в любой день… Не бойся…

– Барбара, не бросай меня одного.

– Может, поживешь несколько дней у нас?

– Нет.

– Тебе нужно скорее выйти на работу. Нельзя сидеть в четырех стенах, ничего не делая.

– Я чувствую себя таким усталым.

Ей захотелось обнять его. Она была зла на себя за произошедшее. Она подумала о работе, о доме. У нее больше не было времени.

– Я с тобой, – прошептала она, целуя его в губы.

Затем тихонько прикрыла за собой дверь.

Франсуа присел на одно из кресел в гостиной. Он наконец вышел из оцепенения, в котором пребывал, как в укрытии. Слезы его высохли, воспоминания подернулись легкой дымкой забвения. Ему не хотелось возвращаться в постель. Но он боялся выйти на улицу. Он перешел в спальню, включил телевизор и тут же выключил его. Выдвинул ящик комода и достал трусики жены, чтобы вспомнить нежную шелковистость ее кожи. Несуразное гудение холодильника заглушало шелест шелковой ткани, которую ласкал Франсуа. Он никогда бы не поверил в то, что одиночество сыграет с ним однажды такую злую шутку.

* * *

Ему не терпелось пойти в спальню к жене. Закончив работу, он навел на рабочем столе порядок, как делал всегда, перед тем как отправиться спать. Заходя в ванную, он уже был взвинчен, так как провод мышки никак не хотел распрямляться. Ему не нравилось, когда провод свивался в спираль. Но каждый раз, когда он отходил от стола, в глаза бросался неряшливый узел, который нужно было распутывать. Это изматывало.