Книга Американский пирог - Майкл Ли Уэст

Если у меня когда-нибудь появятся правнуки, — хотя в это уже почти не верится, — я расскажу им про Техас и про двух сестер, которые вышли замуж за двух братьев. Сестрами были мы с Хэтти, а братьями — Амос и Берл. Мне тогда было семнадцать, а Хэтти — восемнадцать с половиной. В Первой баптистской церкви на Лаймстоун-стрит мы устроили двойное венчание, и маленькая белая церквушка была так переполнена друзьями женихов и невест, что часть толпы разместили на улице. Это было пятнадцатого ноября тридцать второго года, то есть в тот же год, когда в Маунт-Олив провели электричество. Будь мой Амос еще жив, мы бы теперь справляли шестьдесят третью годовщину. А это, что ни говори, немалый срок, мои милые! Но я и по сей день не гляжу на других мужчин: сердце говорит мне, что я по-прежнему замужем. На той неделе, в среду, один бородатый бесстыдник надумал заигрывать со мной прямо в почтовом отделении (я-то как раз шла от парикмахера). Но я молча стояла в очереди, притворяясь глухой.

И вот едва только сон стал возвращаться, а я — подстригать траву и выдирать сорняки, как в моей спальне снова раздался шум. Кто-то стоял на крыльце и стучал в нашу дверь. В голове у меня все как-то спуталось. Никак не могла сообразить, где я: в доме у Церковного ручья или в том, что был прежде, на Петти-Гэп-стрит, в Маунт-Олив. Да нет же! Я у Элинор и Джо-Нелл, на Ривер-стрит, в их обшитом вагонкой домике с темно-зелеными ставнями, с которых краска облезала, как шелуха с хорошей луковицы. Этот дом начал разваливаться двадцать девять лет назад, после той ужасной череды смертей.

Когда случается горе, с домами такое бывает — они рассыпаются прямо на глазах и напоминают нас, стариков: и фундамент-то их не держит, и крыша уже не та, что раньше, и провода искрят, и трубы забиваются. Не успеваешь починить одно, как тут же ломается что-то другое.

Но у входа стучали все громче. Кто бы там ни был, он, наверное, страшно продрог. Если это вор, то он скоро примется бить наши окна, а если это кто-то из ухажеров Джо-Нелл, то пусть уж уходит подобру-поздорову. Но стук упорно продолжался. И тут я подумала: «Господи, да они же выломают дверь». Я прямо увидела, как она срывается с петель.

— Элинор, — сонно захрипела я, — Джо-Нелл! Милые, кто-нибудь, откройте дверь!

Никто не отвечал. Только паровозный гудок завывал, как привидение, и мой сон словно ветром сдуло. Я выбралась из кровати, поскорей нацепила свой розовый халат и прислушалась. Стук прекратился. Я затаила дыхание и снова прислушалась. Какой-то мужчина выругался и зашагал по дорожке. Послышалось, как скрипнула, а потом резко захлопнулась дверца. Через секунду мотор зашумел и автомобиль тронулся. Все еще в халате, я присела на кровать, а потом откинулась на пуховые подушки — те самые набитые гусиным пухом подушки, что привезла с собой из Техаса. Я глубоко вздохнула, надеясь учуять запах травы из садика у Церковного ручья. Иногда там попахивало луком, словно это был огород, а не сад.

«Дайте же мне отдохнуть, — подумала я. — Дайте хоть минутку покоя».

Когда-то мне снились вещие сны — сны о том, как кто-то умирает. Однажды мне привиделось, что я одеваюсь на мамины похороны, и я проснулась в слезах. Моя сестра Хэтти уверяла, что надо лишь пересказать свой сон в то же утро, и он не сбудется. Только пересказывать нужно сразу после завтрака.

— Мне снилось, что мама умерла, — сказала я, съев колбаски и яйца, — и что я роюсь в своем шифоньере, разыскивая траурное платье.

Через четыре дня после этого мама наклонилась, чтобы вытащить из печи персиковые пирожные, и вдруг упала замертво. Крем от пирожных разбрызгался по всей кухне. Потом, когда я подошла к шифоньеру и вытащила траурное платье, мои руки дрожали так же сильно, как во сне, и я никак не могла справиться с пуговицами. И Хэтти сказала мне:

— Вот что, Минерва, постарайся не видеть снов обо мне.

А в ночь перед гибелью мужа Джо-Нелл мне приснились арбузы. Расколотые, они валялись на дороге, а я собирала корки в свой фартук, чтобы наделать из них варенья.

Тут мои веки стали слипаться, и перед глазами поплыло. Вот и слава богу, мои милые! Меня уносило к Церковному ручью, где трава уже выросла по колено. Она была такая высокая, что щекотала мне ноги, и до того густая, что газонокосилка не брала ее. Кузнечики в зарослях сорняков задорно стрекотали, а в воздухе носилась стайка соек. Где-то очень далеко паровозный гудок наигрывал «Вяжем снопы», один из моих любимых гимнов. Я закатала юбку и заткнула подол за пояс. Солнышко все пригревало, и я принялась негромко напевать.

ДЖО-НЕЛЛ

Я падала ужасающе долго. Минуты, часы, годы… Понятия не имею, как долго это тянулось. Меня ведь сбил поезд, так что я, само собой, была чуток не в себе. Хорошо хоть белье на мне было свежее — ярко-розовые трусики-бикини с кружевными вставками и крошечными белыми бантиками. Что удачно, то удачно! Раз я умерла (в этом я почти не сомневалась), то пусть уж те, кто разденут меня в морге, видят, что я была достойной девушкой.

Но с другой стороны, быть может, я и не умерла. Дорис Дэй тоже сбило поездом, но она выжила — а я-то чем хуже? Но это явно было знамение. Я всегда увлекалась знамениями. По гороскопу я Весы, так что, по мнению Патрика Уокера из телевизионной программки, из меня мог выйти отличный адвокат.

Когда я наконец приземлилась, падение оказалось невероятно мягким, а от земли почему-то пахло сеном. Лишь через пару минут до меня дошло, в чем дело: я упала прямо на здоровенный стог. Что ж, замечательно, ведь меня могло бы зашвырнуть на дерево или раскатать по асфальту шоссе. О таких случаях то и дело читаешь в газетах и в альбоме Элинор (о нем я расскажу чуть позже). Еще минута ушла на оценку понесенного ущерба — я проверила, нет ли смертельных ран. Левые рука и нога дрожали так сильно, что было страшно ими пошевельнуть. А если там что-то оторвалось?

Я разлепила один глаз, а затем — другой. Вокруг меня было лишь сено и холодное ночное небо. Я глянула на ноги — и, слава богу, все пальцы были на месте, все прекрасные десять пальчиков, покрытых лаком гранатового оттенка. Низвергаясь с ночного неба, я потеряла каблуки, — если только я действительно оттуда упала, а не увидела все это во сне. (Хотя больше всего это напоминало именно кошмарный сон.) А что, если этот сон — предостережение? Может, он советует мне остановиться и подумать о собственной жизни, предупреждает о надвигающемся личном (а то и финансовом) крахе? Мне ведь то и дело снится что-то странное.

Боль была просто дикая, словно мне начисто оторвало левую ногу. Но, несмотря на жуткую боль, я была жива-живехонька. Это было настоящим чудом, ей-богу, почище серебряных башмачков Элли, чудесного спасения Джимми Стюарта на мосту и даже новорожденного на охапке сена — младенца Иисуса в яслях. Библия кишмя кишит чудесами и притчами, хотя лично я в них не верю. Почти так же много их в старых черно-белых фильмах на образовательных каналах.

Где-то в темноте раздался ужасный скрип, и ветки закачались от сильнейшего порыва ветра. Это останавливался поезд. Звук был отвратительный, прямо как в «Терминаторе», когда Линда Гамильтон расколола Арни голову и его красный глазок постепенно угасал. Господи, как это было гадко! В кинотеатре аплодировали все до единого, кроме меня. А меня аж в дрожь бросило; моему хахалю пришлось тащить меня в свой трейлер, отпаивать пивом и откармливать чипсами. Богом клянусь! Ну так вот, в детстве я верила и в привидения, и в фей, и в Санту. Много лет подряд не снимала с шеи распятие на случай, если Бела Лугоши попробует высосать мою кровь. Теперь-то я плюю на суеверия — пусть ими тешатся Минерва с Элинор, — но при этом признаю: мир полон неразгаданных тайн. Не верите — включите кабельное телевидение! На каком-нибудь канале обязательно появится Роберт Стэк, выходящий из тумана в своей шинели и рассказывающий о похищениях, домах с призраками и прочих ужасах. Причем они случаются не только в Америке, но и в Англии, где тоже хватает всякой жути. На обложке моей коллекции «Лед зеппелин» красуется поле овса, на котором ясно видны круги. Конечно, это могло быть подстроено, но я все же считаю, что эти круги — от летающих тарелок. Я читала о таком в «Нэшнл инкуайрер», который Элинор покупает для своего альбома. Она коллекционирует статьи про всякие страшилки, вроде убийств топором, электропоездов, сошедших с рельс, и лилипутов, которых засосало в эскалаторы больших универмагов. Эти купленные в магазине трагедии каким-то образом успокаивают Элинор, бог ее знает почему. Она целыми вечерами вырезает и наклеивает в свой альбом статьи с заголовками вроде: «Человек решил, что он птица, и проснулся на телеграфном столбе». Представляете, что будет за потеха, если она купит «Нэшнл инкуайрер» и обнаружит статью об автокатастрофе сами-знаете-где при непосредственном участии сами-знаете-кого!