Книга Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту - Джули Пауэлл

Книга в простом черном переплете лежала в самой глубине корешком к стене, чтобы не было видно названия. Бумажная обложка лежала отдельно. Я и раньше видела эту книжку и думала, что папа убрал ее подальше не просто так. Наверняка это очень скучная книга, говорила я себе. Что-нибудь связанное с телефонными счетами. В тот день я была дома совсем одна, и мне вдруг пришло в голову — с какой стати папа станет так тщательно прятать скучную книгу?

Я достала книгу и, увидев название, вытесненное золотыми буквами, в ту же секунду поняла, что ее нужно немедленно положить на место. Но было уже поздно.

На первых страницах были цветные иллюстрации на глянцевой бумаге, как в альбомах по искусству. Только вот на картинках были изображены мужчина и женщина. Они были голые и занимались сексом. Но совсем не так, как в кино. Мне доводилось видеть секс на экране — у нас было кабельное телевидение, и на пижамных вечеринках мы с девчонками тайком пробирались в гостиную и включали канал для взрослых. Но у женщины в книжке под мышками были волосы, а у мужчины волосы были… ммм… везде, и было видно, что его пенис прямо там, у нее внутри. Это был настоящий хард-кор — как на обложках тех кассет, на которые я стыдилась даже смотреть у Изабель дома (ее папа прятал их на полке за обычными кассетами). К тому же парочка на картинках была даже не симпатичная. И совсем немолодая. По правде говоря, эти ребята чем-то смахивали на моих предков. Но когда эта мысль пришла мне в голову, мне стало настолько не по себе, что я быстро отогнала ее прочь.

После цветных иллюстраций было много текста, сопровождаемого черно-белыми рисунками и объяснениями, как в словаре. И тут до меня дошло — ведь это и есть словарь, словарь секса. Многие термины были французскими. Но были и обычные слова — «качели», «лодочка», и я никак не могла понять, зачем они в книге вроде этой. И это было самое ужасное — неужели слово «лодочка» означает совсем не то, что я думала? Неужели, когда я клянчу у мамы фиолетовые лодочки, которые так подошли бы к моему розовому свитеру с мисс Пигги, я невольно произношу что-то неприличное?

Комната родителей располагалась рядом с входной дверью. Услышав, как мама поворачивает ключ в замке, я едва успела добежать до папиного шкафчика положить книгу на место.

— Готова, Джули? Что это ты здесь делаешь?

— Ищу мелочь на кока-колу.

И голове вспыхнуло: «Она догадалась!» Но она лишь проронила:

— Ну пойдем, а то опоздаешь, — и вышла за дверь.

Весь урок я просидела как на иголках — а что, если я положила книгу не так, как было? Я вспомнила роман «1984» — там герой специально положил волосок на обложку дневника, чтобы выяснить, трогал его кто-нибудь или нет. То, что папа читал «1984», я знала точно — он сам мне эту книжку подарил. Преподаватель по актерскому мастерству поручил мне сыграть сцену с Калебом, который был просто вылитым Джейсоном Бейтманом[8]из сериала «Твой ход», и я, глядя на Калеба, все время вспоминала те картинки из книги. Я все время путалась, хотя прежде я никогда не забывала текст и память у меня, между прочим, лучше всех в классе. После занятий за мной должна была заехать мама, я дожидалась ее и пила колу, не чувствуя вкуса, — весь рот занемел, как после коричневой жвачки. Но когда мама приехала, она вела себя как обычно. Мы вернулись домой, но и там папа, как обычно, сидел в кресле и, как обычно, решал кроссворд.

Это было очень, очень плохо — читать такую книжку в моем возрасте. Я это знала. Я предала родителей. Поступила неправильно. И каждый раз, пробираясь в комнату родителей, я зарекалась: последний раз, последний раз. И прекрасно понимала, что обманываю себя. Да, я слишком низко пала, я погрузилась в пучину разврата, и никогда уже мне не стать такой невинной, как прежде! Но ведь в книге столько полезной информации! В ней так много такого, чего мне никогда и нигде больше не узнать, даже от Изабель, которая знает о сексе больше любой одиннадцатилетней девочки, хотя ей всего десять. Нет, грань я уже перешла, а раз так, пусть хоть узнаю для себя что-то новенькое.

Когда я приходила из школы, мама чаще всего была дома, но иногда водила моего братца Хитклифа на тренировку юношеской лиги или отправлялась к подруге, а то и просто убегала по делам. В такие дни я сгребала свою порцию шоколадного печенья (у меня было строгое — ну, насколько это возможно — правило: не съедать больше десяти штук за день), прихватывала бумажное полотенце и прокрадывалась в родительскую ванную. На стене висела маленькая картина, написанная маслом и изображающая женщину в неглиже. Мне нравилась картина, хоть я и была рада, что, они повесили ее в ванной. Но теперь, когда я узнала, что за книга лежит в папином шкафу, в этой картине обнаружился новый, скрытый смысл, о котором я раньше и не задумывалась.

Я доставала книгу, от страниц которой исходил терпкий запах дыма и тайны. Мне казалось, она пахнет так потому, что мои родители вынимают ее, когда снимаются сексом, при этом мама, наверное, надевает резиновый корсет, высокие сапоги, а может, еще что. (Лишь спустя много лет я поняла, что книга пропахла жидкостью для полоскания рта, лаком для волос и сигаретами, которые папа прятал в шкафчике, чтобы иногда на террасе затянуться тайком после того, как меня уложат спать.) Я сползала по стеночке, на которой висела картина, усаживалась на белый коврик в узелках и читала, пристроив книгу на согнутые колени. Разложив печенье на бумажном полотенце, я поедала его одно за другим, разъединяя две шоколадные половинки, вылизывая белую начинку и растворяя печенье во рту, пока оно не превращалось в шоколадную массу, и читала все про кассолетт, постильонаж и гамахуш[9]. Некоторые главы были просто омерзительны — особенно те, где описывались вонючие небритые подмышки. Но были и такие, от которых у меня ныло между ног. А потом я слышала, как открывается дверь гаража. Я вскакивала, убирала книгу на место, закрывала дверь шкафчика, сгребала остатки печенья и мчалась на кухню, чтобы сидеть там как ни в чем не бывало, когда мама войдет и попросит меня помочь разобрать покупки.

Так что с «Радостями секса» я впервые вкусила греха, а вот с «Искусством французской кухни» я вкусила его во второй раз.

В сочельник мама обычно готовила красную фасоль, рис и приправленную чили говядину. Фасоль готовили отдельно. Чтобы я ела фасоль? Да ни в жизнь. Но как-то раз к нам на рождественский ужин напросился папин начальник. Поначалу мама впала в панику, но, успокоившись, решила отличиться и приготовить нечто особенное. В то утро я застала ее на кухне за нарезанием овощей. На кухонном столе лежала старая кулинарная книга, раскрытая на странице триста пятнадцать. Boeuf Bourguignon — говядина по-бургундски.

Эта толстая книга в светло-бежевой обложке лежала в нашем чулане с тех пор, как я себя помню, но прежде я никогда не видела, чтобы мама готовила по ней. Вообще-то, это был двухтомник и назывался он «Искусство французской кухни». На обложке обеих книг был рисунок из переплетающихся цветков. Мама объяснила мне, что такой рисунок называется флер-де-лиз. Обложку книги, по которой готовила мама, украшал рисунок из красных флер-де-лиз; на обложке той, что осталась на полке в кладовой, цветы были синие.