Книга Мистер Себастиан и черный маг - Дэниел Уоллес

Генри медленно сделал несколько шагов к человеку в кресле, который смотрел на него, не переставая улыбаться. Одет незнакомец был с особой элегантностью: пиджак и брюки глубокого черного цвета, белая сорочка и серебристый галстук, что было чересчур даже для отеля, тем более что было не похоже, что он куда-то приготовился идти, а одеваться к обеду было еще рано. У него были влажные густые волнистые черные волосы, а лицо такое молочно-белое и бледное, что даже годы спустя Генри говорил, что это был первый в полном смысле слова белый человек, какого он когда-либо видел. Потому что кожа у него была не загорелой, не с розоватым или легким оранжевым оттенком — а совершенно белой.

«Ближе», — сказал незнакомец, и, когда Генри медленно шагнул к нему, его глаза тихо засветились, словно внутри его зажгли запальную горелку, и от этих глаз, проницательной улыбки и холодного белого лица Генри стало буквально не по себе, и даже когда я сейчас рассказываю об этом, у меня кровь стынет в жилах. — Руди понизил голос. Хриплым полушепотом он сказал: — Потому что это был не человек. — Руди сделал паузу и прошептал: — Это был дьявол собственной персоной!

Теперь даже Тарп с Корлиссом слушали во все уши, так захватил их рассказ, — они находились в той комнате с юным Генри, в нескольких дюймах от человека, который, как оказалось, был вовсе не человек, но сам дьявол. Корлисс затаил дыхание, а когда выдохнул, слышно было, как прошелестело его: «Господи Всемогущий!» Он уже забыл, зачем он здесь. Руди заворожил всех троих; но только не Генри. Он пытался вспомнить, говорил ли он Руди об этом. И в каком варианте — одни голые факты или вариант чуточку более подробный, а значит, более правдивый. Должно быть, последний, потому что Руди рассказывал верно. Ни словом не погрешил.

— У дьявола, — продолжал Руди, — нет имени, так что он не представился. Генри просто знал, как и вы знали бы, если тоже, не дай бог, встретились с ним. Дьявол овладел им. Окутал своим черным светом. Генри не мог дышать, пока дьявол не позволил. Генри слышал, как стучит его сердце, словно сама комната стала его сердцем, словно его проглотили, вывернули наизнанку. Глаза дьявола загорелись красным светом, стали огромными, как туннели, в которые можно войти. И, словно повинуясь приказу, он вошел в них, в холодные и пылающие туннели, которые были глазами дьявола. В тот день дьявол обратил его. И внезапно наваждение кончилось.

И так же внезапно тот человек исчез. Генри был один, когда Ханна открыла дверь и увидела его, стоящего перед пустым креслом. Она коснулась его плеча и сказала: «Тебе водить!» И он водил. Но ни тогда, ни потом не рассказал ей, каким он стал водящим. Не нашел слов.

Руди замолчал, скривился и громадными ручищами потер челюсть. Видно, зуб разболелся. Разинул рот, пошарил пальцами, нащупал наконец виновника боли и на глазах у всех выдрал зуб из челюсти и швырнул в сторону. Проглотил кровь.

— В тот день Генри стал магом. Не таким, каких мы привыкли видеть — мошенников, иллюзионистов, как-ни-следите-я-вас-надую и тому подобных. Генри стал настоящим магом. Ни о чем таком он не думал и не мечтал, но вот стал. Становимся ли когда-нибудь мы теми, кем мечтаем быть? Многие ли из нас могут взглянуть на себя и сказать: «Это то, именно то, как я всегда хотел, как всегда мечтал распорядиться дарованной мне жизнью»? Очень немногие. Думаю, мне в этом смысле повезло. Генри — не слишком.

Пока он не встретил дьявола, у него не было на свете другой родной души, кроме своей сестры. Мать умерла, дух отца — смят и отброшен, как лысый лист копирки, и Ханна осталась для него последней радостью в мире, которой он дорожил, которую оберегал. И тогда, и потом Генри любил ее больше всего на свете. Но теперь он был частью более могущественной силы. Магом по случаю. Потому что все, что ему нужно было сделать, — это подумать, произнести мысленно, и все, о чем бы он ни подумал, что бы ни сказал мысленно, тут же осуществлялось. Он мог буквально передвигать вещи силой мысли. За обедом солонка перелетала через стол ему в руку, и отец, слишком усталый, а вскоре и слишком пьяный, не замечал этого. Разбившаяся ваза стала целой. Он мог заставить карты раствориться в воздухе, а потом обнаружиться под столом, или у вас в волосах, или как бы у него под кожей. Ханна была в восторге. Не забывайте, ей было всего девять, и она не знала, что подобные вещи невозможны и что ее брат посредник дьявола. Его посредник, хотя сам и не дьявол. Однако ж посредник, потому как обладал могуществом, каким не может обладать ни один человек, не говоря уже о каком-то мальчишке.

А теперь самое время рассказать о первом выступлении Генри как мага. Это пришло в голову Ханне: чем-нибудь отвлечь отца от мрачных мыслей. Среди забытых постояльцами вещей она нашла старый цилиндр, а Генри завязал неуклюжим узлом скатерть вокруг шеи, так что получился как бы плащ. Ханна надела самое нарядное платье. И отыскала комнату, которая подходила для представления, но поскольку это было в выходные дни и отель был почти полон, то оставалась единственная свободная комната. Комната дьявола. Семьсот вторая. Генри сказал: «Нет. Нет. Поищем другую, — сказал он, — или подождем до понедельника, когда освободятся другие». Но Ханна настаивала, а он никогда не мог долго отказывать ей. Так что это была комната семьсот два.

Ханна и Генри взяли отца за руки и потащили наверх. «В чем дело? — громко вопрошал он. — Куда вы меня тащите?» Но Ханна только прижала палец к его губам и не отпускала, пока они взбирались по лестнице, с первого на самый верхний этаж, а там до комнаты в дальнем конце коридора, самой последней комнаты во всем отеле. Ханна уже собиралась открыть дверь, как Генри отстранил ее, сказав: «Я войду первый». Целая вечность прошла, пока он стоял, не дыша и боясь повернуть дверную ручку. Наконец открыл дверь и увидел, что комната пуста. Он вздохнул с облегчением. «И что дальше? — сердился отец. — У нас могут быть большие неприятности, вы это понимаете или нет?» Но Ханна не обращала внимания на его недовольство. Усадила его на край одной из узких кроватей и сказала: «Сейчас Генри будет изображать мага, а я буду его помощницей!» Отец сказал: «Мага? Это должно быть забавно». И устроился поудобней.

Генри начал с простых трюков из обычного арсенала цирковых фокусников. Только Генри никогда не учился им. Да ему это было и не нужно. Фокусы получались сами собой. Он протянул отцу колоду карт и заранее знал, какую тот вынет. «Изумительно, правда?» — спросила Ханна и отвесила поклон, словно сама угадала карту. Генри заставил ложку парить в воздухе, и отец, как ни вглядывался, не мог обнаружить нитей, на которых она якобы подвешена. Это его по-настоящему поразило. Ханна захлопала в ладоши. Генри извлек из цилиндра кролика, из рукава — голубя… И казалось, сам удивился. Он только произнес мысленно: «Кролик» — и тот появился. Потом: «Птица». Это было так легко и действительно, как говорила Ханна, изумительно. Они смотрели, как трепещущий белый комок пролетел над кроватью, как голубь бьется об оконное стекло. И в первый раз за последние годы их отец заулыбался. Ханна и Генри обменялись счастливыми взглядами — именно ради этого они и старались. Вдохновленная Ханна встала с гордым видом и храбро объявила: «А теперь самый магический, невероятный и изумительный номер. Невиданное и восхитительное зрелище для услаждения почтеннейшей публики. По мановению Неподражаемого Генри — моего брата — я исчезну!»