Книга Вероника желает воскреснуть - Вадим Норд

У каждого актера есть своя «фишка», своя особенность, фирменный отличительный знак. У Вероники таким знаком стала легкость. Она играла легко и естественно, и, кроме этого, с ней легко было работать. С вменяемыми и исполнительными людьми вообще легко работать. Вероника старалась не создавать никому проблем. Мудрое качество, ведь создавая проблемы кому-то, мы в первую очередь создаем их самим себе. Имея далеко не самый покладистый характер, Вероника тем не менее держала себя в руках и старалась идти на компромиссы.

– С Алецкой приятно работать, – говорили режиссеры. – У нее крышу никогда не сносит.

В личной жизни Вероника была далеко не столь покладиста. Работа – это одно, а личное – совсем другое. Режиссеру можно простить многое, а если столько прощать спутнику жизни, то зачем он нужен? Лучше другого поискать, тем более что недостатка в кандидатах не было. Однажды почти сложилось, то есть это Веронике показалось, что сложилось, а на самом деле совсем не сложилось, потому что любимый (да еще как любимый!) человек оказался таким нехорошим, что и слова подходящего для характеристики в русском языке не найти. В цензурных его пределах, во всяком случае. Узнав, что Вероника беременна (случайность, но, может, и не случайность, а намек свыше – пора бы уже), он взял ее в такой оборот, так затерроризировал, так запугал, что она сделала аборт. Решающим доводом стал рассказ о множестве генетических дефектов, унаследованных любимым вместе с орлиным профилем и фамилией от предков-аристократов. «Нормального ребенка от меня все равно не родишь», – сказал он как припечатал. Ну и еще много чего наговорил, язык у него был хорошо подвешен, и уязвимые места Вероники он изучить успел, времени было достаточно. На Веронику от всего этого, главным образом от сознания того, что ее, оказывается, нисколечко не любят, накатила такая беспросветная тоска, даже не тоска, а ужас какой-то, что ей в какой-то момент стало все равно. Безразличие ко всему – это самое страшное из того, что может случиться с человеком. В подобном состоянии можно сделать то, о чем придется жалеть всю оставшуюся жизнь. «Пусть это никогда больше не повторится!» – взмолилась Вероника за секунду до того, как подействовал наркоз. Мольба была услышана, но неверно понята. Вероника имела в виду предательство, а получила осложнения с «почти стопроцентной», как выражались врачи, перспективой бесплодия.

На фоне пережитого былые мытарства стерлись в памяти, словно и не было их никогда. Автомобильный завод? Деревообрабатывающий комбинат? Гулянка в общежитии? С кем это было? Среди множества полезных качеств, которыми обладала Вероника, было умение быстро забывать плохое. Впрочем, не все, потому что самое плохое намертво врастает в душу, и не до конца. При случае Вероника могла выхватить швабру у не слишком старательной домработницы и устроить мастер-класс по уборке помещений. Опять же любая актриса должна знать простую народную жизнь, чтобы правильно воплощать образы. А то ведь просто смешно, когда на экране девушка из народа неотжатой тряпкой полы трет. Все должно быть достоверно. Готовясь к роли Маши в сериале «Летопись счастья», Вероника научилась доить корову и освоила такой девайс, как самопрялка. В роль надо вживаться, ею жить, тогда и результат будет соответствующий. С каждого спрашивается по способностям и воздается по заслугам.

Года до девяносто пятого Вероника соглашалась на любую предложенную ей роль. Потом приглашений стало так много, что пришлось выбирать то, что больше по душе, или то, что выгоднее. Многие актеры выбирали между кино и театром, совсем уходя со сцены, но Вероника так поступить не могла. Она дорожила театром, как возможностью прямого живого контакта со зрителями. Одно дело – аплодисменты по окончании премьерного показа и совсем другое – аплодисменты по окончании спектакля. Кино берет своей массовостью, но того уровня душевности, что есть в театре, в кино не будет никогда. Для Вероники было очень важно играть и наблюдать реакцию зала. Эмоциональная подпитка, вечное самоутверждение в профессии, ощущение единства с теми, для кого ты играешь, целостность действия, в конце концов. На сцене пьеса, действие отыгрываются от начала до конца и каждый раз по-новому. В кино же нет никакой целостности. Снимаются отдельные эпизоды, и потом уже из них монтируется фильм. В кино нет ощущения того, что ты выходишь и проживаешь жизнь своей героини, только потом, когда смотришь готовый фильм, можно ощутить нечто отдаленно схожее, да и то не всегда. В общем, кино – это кино, а театр – это театр, и этим все сказано.

К тому же Вероника была осторожной и в какой-то мере суеверной, поэтому не любила складывать все яйца в одну корзину. Уйдешь «с головой» в кино, а вдруг перестанут снимать и никаких «запасных аэродромов» не будет? Нет, лучше совмещать сцену со съемочной площадкой. Разумеется, если бы в театре Веронике доставались роли второго или третьего плана, то она бы без сожаления рассталась со сценой. Но роли были одна другой лучше, Вероника считалась если не «примой», то, во всяком случае, одной из ведущих актрис. Как говорил главный режиссер Майк Азаров: «На Алецкую зритель ходит». А еще бы ему не ходить, зрителю-то!

В новое тысячелетие Вероника вступила известной актрисой, лауреатом множества наград и премий, можно сказать – звездой. И все сама, сама, без посторонней помощи, без чьего-то могущественного покровительства. Классический пример селф-мейд вумен. Мечта сбылась, жаль только, что не с кем было разделить эту радость – мать давно умерла, а мужчины в жизни Вероники менялись так часто, что ни одного из них нельзя было рассматривать в качестве близкого, родного человека. Мужчина появлялся, очаровывал, некоторое время все было хорошо, а затем Веронике становилось скучно… Или она начинала замечать то, чего не замечала раньше… Или бурный жизненный ритм становился помехой дальнейшему развитию отношений… Очень часто все портила ревность, большей частью надуманная, но от того не менее противная. Непросто быть мужчиной известной актрисы, непросто сознавать, что твоя женщина, как выразился один из Вероникиных избранников, «принадлежит всем, кто вовремя включит телевизор». Да и характер у Вероники был не сахарно-медовый, а скорее уксусно-горчичный. На работе и вообще на людях она держала себя в строгих рамках, закрывая глаза на многое, что ей не нравилось, а дома не считала нужным притворяться. Если еще и дома притворяться и играть какую-то выдуманную роль, так получится, что вся жизнь – сплошное притворство, одноактная пьеса, растянутая на много-много лет. В общем, личная жизнь не складывалась, но до поры до времени Веронику это не беспокоило, потому что казалось, что все еще сложится, все еще у нее впереди. Да и некогда, в сущности, было размышлять на тему своего одиночества, потому что жизнь была насыщенной и даже перенасыщенной самыми разнообразными событиями.

Была жизнь. Была. Была и прошла…

4. Лучшее – враг хорошего

Годы не красят – это так. А если и красят, то чем-нибудь таким – внутренним светом, мудростью прожитых лет, но все, что только может обвиснуть, начинает обвисать, морщин становится все больше и больше, в волосах проступает седина… Грустно, грустно.

Когда-то давно, на заре артистической карьеры, Веронике казалось, что она всегда будет молодой. Такой, как сейчас – молодой, обворожительной, сексапильной. Прав был поэт, сказав, что «мы все сойдем под вечны своды», но до поры до времени об этом не задумываешься. И неумолимого бега времени не ощущаешь. Время не бежит, оно ползет или просто стоит на месте. Тик-так, а стрелки не шелохнутся. Но наступит день и…