Книга Все то, чем могли бы стать ты и я, если бы мы не были ты и я - Альберт Эспиноса

У меня перехватило дыхание. Она поставила одну из своих старых джазовых пластинок и закурила сигарету.

Она не дожидалась моей реакции, не считала нужным кого-то принуждать или уговаривать.

Я улегся в постель рядом с ней. Слушал музыку и вдыхал сигаретный дым.

Я всегда чувствовал себя необыкновенным подростком.

В ту ночь, когда я собирался раз и навсегда отказаться от сна, на террасе с видом на площадь Санта-Ана звучала та же песня, что и тогда, в мою первую ночь в небоскребе, когда я спал в одной постели с матерью.

Набриолиненный парень исполнял ее в таком синкопированном ритме, что я как будто ощутил присутствие своей матери. Возможно, это было знаком, не знаю, что-то должно было произойти.

Девушка продолжала ждать. Ее спокойное и вместе с тем оживленное лицо очаровало меня.

Она не догадывалась о моем присутствии, не замечала, что мои глаза неотрывно следят за ней.

Мой взгляд, мое присутствие, неровное биение сердца ее не касались.

Она медленно стала удаляться из центра площади.

Она направилась к Испанскому театру. Потом долго смотрела на афишу замечательной пьесы Артура Миллера «Смерть коммивояжера», которая шла в тот день.

Внезапно ее походка стала решительной, и она направилась прямо ко входу в театр.

Я тут же поставил фильм. Она кого-то ждала, тот все не приходил, спектакль вот-вот должен был начаться, и она приняла решение.

Если кто-то не пришел к тебе на свидание в три ночи, а ты хочешь посмотреть спектакль, ты должен принять решение. Я думаю, в этот миг в ней победила гордость, а не печаль.

Она торопливо вошла в театр. Мне даже показалось, что я слышал, как кассирша отрывает ей билет, а билетерша шепчет: «Ряд шестой, место пятнадцатое, идите за мной».

Я почувствовал, что она исчезла из моего мира, и не знал, что делать.

Но я был в восторге от того, что она пошла в театр. Моя мать говорила, что никому не позволено портить тебе настроение. Никому и никогда.

Однако исчезновение девушки в стенах Испанского театра подействовало на меня угнетающе. Как будто у меня что-то отняли. Мрачное и тягостное чувство — тосковать по тому, что тебе не принадлежит.

Телефонный звонок вернул меня к реальности. По длинным звонкам и коротким промежутками между ними я догадался, что случилось что-то серьезное. Мне всегда казалось, что телефонные аппараты обладают разумом и, собираясь передать плохие новости, стараются предупредить нас соответствующим тембром звонка.

Я поднял трубку на шестом звонке.

Уход с террасы был равносилен отказу от своей судьбы. Запах деревянного пола вернул меня к повседневности. Вид гостиной заставил на миг забыть о пережитом на террасе.

— Да? — Когда я поднимаю трубку, мне нравится быть строгим.

— Приезжай немедленно, только что случилось нечто невероятное, — сказал мой шеф раздраженным тоном, свидетельствующим о крайней степени озабоченности.

— Что именно? — спросил я.

— Ты не знаешь?

— Нет… я спал.

— Включи телевизор и увидишь. Ошеломительная новость. О ней сообщили десять минут назад. Приезжай быстрее, ты нам нужен.

Мой шеф уже отказался от сна. Это чувствовалось по тону, которым он со мной говорил, как будто сейчас было утро, а не три часа ночи с минутами. Независимо от того, сколько было времени на самом деле, люди, отказавшиеся от сна, всегда говорили так, словно было десять часов утра. Я почувствовал себя глупцом из-за того, что признался, что спал.

Я включил телевизор. Я ожидал увидеть все, что угодно, но не это. Я был ошеломлен, как и предупреждал мой шеф.

Я стал переключать каналы, чтобы убедиться в реальности происходящего.

Заголовок новости на первом канале впечатлял и говорил сам за себя: «Подтверждено прибытие первого инопланетянина на планету Земля». Заголовки на других каналах отличались только манерой изложения, но везде повторялось слово «инопланетянин».

Никаких фотографий. Только диктор, читавший текст в студии, и архивные кадры из знаменитых фильмов.

Я сел, нет, я буквально рухнул на диван. Минута за минутой я ошалело смотрел на заголовок и тот цирк, который устроили по телевизору за неимением другой информации. Ни одного факта, ни одного изображения, ни одного человека, подтверждающего это сообщение. Абсолютная пустота, которая тебя засасывала.

Эту ошеломительную новость сообщили всего десять минут назад, и уже можно было вообразить, как этот заголовок переиначивают на все лады, не прибавляя ничего к тому, что уже и так известно.

Наверняка рейтинг каналов зашкаливал.

Бабушка рассказывала мне, что, когда первый человек высадился на Луне, она ни на миг не отходила от телевизора. Она всегда вспоминала, что моя мать тогда непрерывно плакала, потому что у нее резались зубки, к тому же день был невероятно жарким, как будто солнце всеми силами старалось воспрепятствовать этому событию.

Кто бы мог тогда сказать, что другое жаркое лето ознаменует собой появление на Земле первого инопланетянина? Я прислушался, не раздастся ли за окном плач младенцев со стоматологическими проблемами, но услыхал только тихий лай.

Я знал, что ждет меня, когда я приеду на работу, и решил соответственно одеться. Я сразу догадался, зачем мне позвонили, и разволновался, но вместе с тем почувствовал себя незаменимым человеком.

Я выбрал темные тона. Двумя глотками, прямо из бутылки, выпил полтора литра молока.

Я спустился вниз по лестнице пешком, так как мне надо было подумать. Не знаю почему, короткая, но интенсивная физическая нагрузка идет мне на пользу.

Все рутинные занятия: мыть посуду, крутить велотренажер или спускаться пешком по лестнице — помогают мне яснее мыслить и пробуждают воображение.

На площади Санта-Ана я заметил, что кто-то уже успел узнать о случившемся.

Новость передавалась шепотом, из уст в уста, и, словно по воздуху, достигла тех, кто сидел на террасе.

Бармены передавали ее официантам, те — посетителям, а последние — прохожим. Постепенно, оставляя недопитые стаканы на столах, люди, словно загипнотизированные, столпились вокруг телевизора. Каждодневные дела и важные встречи были забыты ради этого ошеломительного события, изменившего их жизнь.

Я пошел ловить такси. Увидев свободную машину, я поднял руку, но… тут же ее опустил.

Испанский театр, равнодушный к великой новости, манил меня к себе.

Я сразу же подумал: «Знает ли она, что случилось? Когда она вошла, что шепнула ей билетерша, показывая ряд и место? А может быть, смотря на сцене «Смерть коммивояжера», она не замечала ничего вокруг? Я подумал, что в этот миг Вилли Ломен, наверное, уже рассказывает своей жене о неполадках с автомобилем или, быть может, ругает Бифа. Бедняга Биф…