Книга Двенадцать рассказов-странников - Габриэль Гарсиа Маркес

— К чертям собачьим!

Неделю спустя после ужина Омеро у выхода из клиники увидел президента — тот ждал его и попросил пойти с ним в гостиницу. Они преодолели три очень высоких этажа и поднялись в мансарду с единственным слуховым окном, глядевшим в пепельно-серое небо: на проволоке, протянутой через всю комнату, сушилось белье. Половину помещения занимала двуспальная кровать, кроме нее в комнате были стул, умывальник, портативное биде и простенький шкаф с мутным зеркалом. Президент заметил, какое впечатление все это произвело на Омеро.

— Это та самая берлога, в которой я провел свои студенческие годы, — сказал он, словно извиняясь. — Я снял ее заранее, еще находясь в Фор-де-Франс.

Он достал из бархатной сумки и разложил на постели последние остатки своих запасов: несколько золотых браслетов, украшенных драгоценными камнями, тройной длины жемчужное ожерелье и еще два золотых, с камнями: три медальки с изображением святых и золотые цепочки к ним; золотые Серьги с изумрудами, еще одни — с бриллиантами и другие — с рубинами; две ладанки и медальон, одиннадцать перстней с разнообразными камнями и бриллиантовую диадему, которая вполне могла принадлежать королеве. Потом из отдельного футляра он вынул три пары серебряных запонок, две пары золотых, и соответственно каждой паре — булавки для галстука, и еще карманные часы, оправленные в белое золото. И наконец, из коробки для туфель достал шесть своих орденов: два золотых, один серебряный, остальные — так, железки.

— Вот все, что у меня осталось, — сказал он.

Ничего не поделаешь, приходилось продавать для оплаты лечения, и он хотел, чтобы Омеро помог ему, соблюдая при этом величайшую тайну. Но Омеро полагал, что не может выполнить просьбу без магазинных счетов на все эти вещи.

Президент объяснил, что это — вещи его жены, унаследованные ею от бабки еще с колониальных времен, которая, в свою очередь, получила в наследство пакет акций золотых рудников в Колумбии. Часы, запонки, заколки для галстука были его собственные. Награды, разумеется, ранее никому не принадлежали.

— Не думаю, чтобы у кого-нибудь могли быть счета на такие вещи, — сказал он.

Омеро был непреклонен.

— В таком случае, — рассудил президент, — мне не остается другого выхода, как сделать все самому.

Он принялся собирать драгоценности с хорошо рассчитанным спокойствием.

— Умоляю, дорогой Омеро, простите меня, нет бедности страшнее, чем у бедного президента, — сказал он. — Выжить — и то неприлично.

В это мгновение Омеро увидел его глазами сердца и сдался.

В тот вечер Ласара вернулась домой поздно. Еще с порога она увидела сверкающие в ртутном свете гостиной драгоценности и помертвела, словно увидела скорпиона в постели.

— Не дури, парень, — сказала она испуганно. — Зачем здесь эти штуки?

Объяснения Омеро встревожили ее еще больше. Она села и принялась изучать драгоценности, одну за другой, тщательно, словно ювелир. Наконец вздохнула. «Наверное, целое состояние». И уперлась взглядом в Омеро, силясь разобраться, — она совсем запуталась.

— Черт, — сказала она. — Как узнать, правда ли все, что говорит этот человек?

— А почему не правда? — сказал Омеро. — Только что своими глазами видел: он сам стирает белье и сушит в комнате, точь-в-точь как мы — на проволоке.

— От жадности, — сказала Ласара.

— Или от бедности, — сказал Омеро.

Ласара снова принялась рассматривать драгоценности, но уже не так внимательно — и была сражена. Итак, на следующий день, облачившись в лучшее свое платье, надев на себя самые дорогие, на ее взгляд, украшения и по перстню на каждый палец, даже на большой, а на каждую руку — столько браслетов, сколько поместилось, она отправилась продавать драгоценности. «Посмотрим, кто попросит торговые счета у Ласары Дэвис», — кичливо заявила она, выходя из дому, и рассмеялась. Она намеренно выбрала ювелирную лавку скорее модную, чем респектабельную, ибо знала, что там продают и покупают, не задавая лишних вопросов, и вошла в нее, испытывая страх, — однако вошла твердым шагом.

Худой и бледный приказчик, одетый по форме, встретил ее церемонно, поцеловал руку и приготовился служить чем может. Внутри было светлее, чем днем, от зеркал и ярких огней вся лавка казалась сплошным бриллиантом. Ласара, почти не глянув на приказчика из опасения, что он раскроет ее игру, проследовала в глубину лавки.

Продавец предложил ей сесть у одного из трех бюро в стиле Людовика XV, которые служили индивидуальными прилавками, и расстелил перед ней белоснежно-чистую салфетку. А сам сел напротив и стал ждать.

— Чем могу служить?

Она сняла перстни, браслеты, ожерелья, серьги — все, что было на ней, и разложила на прилавке в шахматном порядке. Она хочет только одного, сказала Ласара, знать истинную цену этих вещей.

Ювелир вставил в левый глаз монокль и принялся в полном молчании изучать драгоценности. Наконец, все еще продолжая рассматривать их, спросил:

— Вы сами — откуда?

Этого вопроса Ласара не ожидала.

— О, сеньор, — вздохнула она. — Издалека.

— Я так и думал, — сказал он.

И снова замолчал, а Ласара продолжала безжалостно сверлить его своими ужасными глазами цвета золота. Особое внимание ювелир уделил бриллиантовой диадеме и положил ее отдельно от других вещей. Ласара вздохнула.

— Вы — ярко выраженная Дева, — сказала она.

— Откуда вы взяли?

— Из вашего поведения, — сказала Ласара.

Больше он не сказал ни слова до конца осмотра, а затем обратился к ней с той же церемонной сдержанностью, что и вначале:

— Откуда все это?

— Наследство от бабушки, — сказала Ласара, и голос ее напрягся. — Она умерла в прошлом году в Парамарибо, ей было девяносто шесть лет.

И тогда ювелир посмотрел ей в глаза.

— Очень сожалею, — сказал он. — Но единственная ценность этих вещей — цена золота, по весу.

Он взял диадему кончиками пальцев, и она засверкала в ослепительном свете.

Кроме этой, — сказал он. — Это вещь старинная, может, даже египетская, и оказалась бы бесценной, не будь бриллианты в плохом состоянии. Но все равно она имеет историческую ценность. А вот камни на других украшениях — аметисты, изумруды, рубины, опалы — все без исключения фальшивые. Без сомнения, вначале тут были настоящие камни. — Ювелир собирал украшения, чтобы вернуть их Ласаре. — Но вещи столько раз переходили от поколения к поколению, что настоящие камни остались где-то по дороге, а их место заняли стекляшки.

Ласара почувствовала зеленую дурноту, глубоко вздохнула и подавила страх. Продавец утешил ее:

— Такое часто случается, сеньора.

— Я знаю, — сказала Ласара, успокоившись. — Поэтому и хочу от них отделаться.