Книга Рассказы веера - Людмила Третьякова

Поначалу об истинных целях такой благотворительности догадывался только король, он знал, что его двоюродный брат отнюдь не промах и хорошо просчитал, каким верным барышом обернутся каждый кустик резеды, высаженный здесь, каждый бокал восхитительно прохладного лимонада, каждая безделушка, выпрошенная дитятей у холеной мамаши. А потому Людовик XVI не упускал случая поддеть родственника: «Похоже, дорогой кузен, нам теперь нелегко будет извлечь вас из ваших лавок и придется видеться только по воскресеньям».

Затененные аркады Пале-Рояля были узаконенным в Париже местом свиданий. Прелестные девицы, дамы, уставшие от однообразия семейной жизни, господа с тяжелым кошельком, ищущие любовных приключений, – никто не мог представить себе, как быстро сменятся эти идиллические картины страшными сценами ненависти, разбоя и кровавого самосуда.

Что и говорить, несмотря на свое высокородное происхождение, герцог оказался исключительно деловым человеком и был уверен, что его затея многократно себя окупит: деньги от сдаваемых в наем помещений польются неиссякаемым золотым ручьем. Но для этого народ в Пале-Рояле должен был толпиться всегда, в любую погоду. Архитектурная «изюминка» – крытые галереи – как раз отвечала замыслу герцога. Непогода не могла омрачить настроение посетителям: полные воздуха и цветочных ароматов галереи надежно защищали жителей и гостей Парижа от дождя, ветра, летнего зноя. Аристократия, свободная от необходимости думать о хлебе насущном, съезжалась сюда к полудню погулять под аркадами или полюбоваться цветами, высаженными вновь взамен увядших.

Наступление сумерек не нарушало энергичного людского перемещения и не мешало бойкой торговле. «Все лавки, – вспоминали завсегдатаи Пале-Рояля, – превосходно освещались воском».

Пожалуй, вечером здесь было больше народа, чем днем: поставить карету поблизости оказывалось почти неразрешимой задачей.

Полумрак, сияние мелких, как брызги, огоньков на деревьях, трели певчих птиц в клетках, незаметно развешанных на ветках, – чем не райский уголок для нежного свидания?

А потому неспешное движение по аллеям, долетавшие до уха шорохи и вздохи из темных куртин, женский смех прекращались лишь к одиннадцати часам вечера.

В это время, как вспоминал счастливые деньки один из русских «парижан», раздавался «свист солдат швейцарской гвардии». Он и был «сигналом гасить свечи и разъезда публики». Пале-Рояль со всеми его прелестями требовал денег и еще раз денег – так что порой и «разъезжаться» было не на что. Обилие соблазнов, сосредоточенных здесь, приводило к тесному общению с кредиторами, что добром чаще всего не кончалось.

Молодой граф Комаровский, сотрудник нашего посольства и свой человек у Шаховских, описывал, как выбирался из Парижа со своим соотечественником, потратившим в местных заведениях все свои деньги. Задача перед этим несчастным стояла такая: проскочить городскую заставу, где в руках у стражей порядка всегда имелся список тех, кто уезжал, не заплатив по векселям.

«Так как он имел долги, – вспоминал Комаровский о своем приятеле, – то надлежало выехать ему таким образом, чтобы заимодавцы его не остановили».

Подобная практика, кстати сказать, существовала и в России. Люди, ее покидавшие, обязаны были не менее чем за три дня до отъезда подать о том объявление в газеты.

План приятелей состоял в том, что Комаровский первым пересечет границу города. Документы у него в полном порядке, и груз, который он везет – несколько гравированных камней, купленных у герцога Орлеанского для Екатерины II, – оформлен надлежащим образом. Его карета беспрепятственно покинет пропускной пункт, а когда тот скроется из виду – остановится. Здесь было договорено ждать парижского должника. Тот ехал под чужим именем и для вящей убедительности в фиакре – ясно, что столь легкое средство передвижения не предусмотрено для больших расстояний. А далее обманщик пересядет в карету приятеля, и – прощай, Париж! До новых встреч Пале-Рояль – искуситель и западня...

* * *

Однако было бы несправедливо описывать это популярнейшее в Париже место как мир вкрадчивых торговцев и гризеток с лукавыми глазками. Славу настоящего Пале-Рояля поддерживало и соседство с высоким искусством. Святые для французов стены старейшего театра «Комеди Франсез» вплотную примыкали к так полюбившимся аллеям, цветникам и аркадам. Посетить спектакль в «Комеди Франсез» означало побывать в Пале-Рояле, и наоборот.

Спектакли заканчивались в девять часов, и новая толпа публики заполняла аллеи: никто не торопился к своему экипажу. Обсудить за чашечкой кофе игру актеров, туалеты актрис и достоинства пьесы – о, в этом был весь парижанин с его любовью к зрелищу, к изящному и острому слову.

В стенах бесконечных кафе, на аллеях театралы со стажем пускались в споры с молодежью, полной свежих мыслей и взглядов. Следить за этими дискуссиями было едва ли менее любопытно, чем за самим действием спектакля.

...Иной раз княгине с трудом удавалось уговорить дочь ехать домой. Лиза, казалось невозмутимо поедавшая мороженое, на самом деле была вся слух и внимание.

– Ну, пожалуйста, маман, еще немного. Так интересно они рассуждают! Театр – есть ли что-нибудь прекраснее? Я же вижу, вы сами любите его.

– Уже поздно, моя дорогая! Оглянись, ты не увидишь вокруг ни одной молоденькой девушки. Это прямо неприлично.

Щеки дочери пылали. Она прислушивалась к разговору за соседним столиком:

– Они говорят о новой пьесе. Скоро премьера! Слышите: «Свадьба Фигаро».

* * *

Шаховская, как и многие, была очарована произведением Бомарше еще до появления «Фигаро» на сцене. Она присутствовала в гостиной графа Андрея Петровича Шувалова в тот вечер, когда автор сам читал свою пьесу.

Браво, мсье Бомарше! Но чем измерить благодарность собравшейся публики хозяину дома, который не уставал знакомить у себя соотечественников с самым примечательным, что появлялось на берегах Сены?

Все знали в Париже графа Шувалова, и он знал всех. В никому пока не ведомых талантах он умел угадать завтрашних знаменитостей и первым представлял их творчество на суд зрителей в своем доме: будь то еще пахнувшая свежей краской картина, только что написанное музыкальное произведение, новая пьеса или рукопись.

Шувалов обожал Францию, и судьба благоволила к нему, давая возможность то «дворянином при посольстве», то по собственному желанию смолоду подолгу жить в этой стране. Поэтому граф имел давние дружеские связи с теми, кто уже стяжал себе прочную славу на ниве искусства, и состоял с ними в самых коротких отношениях. А те лишь изредка вспоминали, что их добрый и щедрый друг «граф Андре» – не прирожденный француз!

Да уж, Андрей Петрович, человек многогранно одаренный, сочинял стихи на французском языке так, что их приписывали перу Вольтера, чем немало веселили истинного автора.