Книга Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта - Владимир Ильин

Через несколько дней пришел приказ о перебазировании нашего полка на другой аэродром. На этот раз за всем техническим составом полка на наш аэродром прилетел бомбардировщик ТБ-3, на котором мы прилетели на большой и хорошо оборудованный аэродром. Наши летчики со своими истребителями были уже там.

Мы с Яковом Калиновичем Гречушкиным находились в одном звене и обслуживали самолеты его всегда вместе, помогая друг другу. Мы очень подружились с нашим командиром звена младшим лейтенантом Соколовым. Он был опытным и смелым летчиком. Невысокого роста, всегда с улыбающимся и приветливым лицом, он просто покорял нас добродушием и умом. Мы его очень любили и уважали, поэтому всегда особенно тщательно готовили его самолет к боевому вылету.

Когда мы прилетели на аэродром, то поспешили на розыски самолетов нашего звена. Мы не сразу их нашли, так как на аэродроме самолетов было очень много. Найдя наших летчиков, мы увидели их очень озабоченными. Лица летчиков были хмурыми, и они что-то очень оживленно обсуждали между собой, но, заметив нас, прекратили свою беседу. Мы поприветствовали их и начали расспрашивать, как прошел полет и все ли в порядке самолеты. При этом я заметил, что наш командир звена что-то уж очень хмур, чего я никогда не замечал за ним, даже после тяжелых боевых полетов. У меня закралась в голове какая-то смутная тревога, но спросить у командира звена я постеснялся. Присматриваясь внимательно к расположению самолетов и оборудованию аэродрома, я обнаружил, что несколько в стороне от нас стоит большая группа девушек, одетых в форму младших авиаспециалистов. Я не придал этому никакого значения, и мы с Гречушкиным стали заниматься своими делами. Обошли свои самолеты, осмотрели, хорошо ли они стоят в специально вырытых для них траншеях-стоянках. Во время нашей работы я не заметил, как к нам подошел младший лейтенант Соколов. Подойдя ко мне, он жестом показал, чтобы я следовал за ним. Мы отошли от самолетов и зашли за какие-то склады на краю аэродрома. Соколов меня спросил:

— Вы знаете, зачем я вас сюда попросил пройти со мной?

— Нет, товарищ младший лейтенант, не догадываюсь.

— Дело вот в чем, Ильин: мы прилетели на этот аэродром раньше всех вас примерно часа на два. И когда мы посадили самолеты и подрулили к стоянкам, то получили приказ собраться к командиру полка на совещание. Там нам объявили приказ о том, что большую часть младших специалистов, а именно мужчин, будут заменять девушками, которые только что окончили какую-то школу младших специалистов и прибыли в наш полк. Тут же нам зачитали приказ по полку, в котором было сказано, что из нашего звена Гречушкина и вас, Ильин, также будут заменять девушками, а старшего сержанта Абрамова оставляют в звене. Я обратился к командиру эскадрильи с просьбой, чтобы вас оставили в нашем звене, так как вы имеете среднее техническое образование и хорошо проявили себя по обслуживанию истребителей в нашем звене. Кроме того, вы комсомолец и член комсомольского бюро полка. А Абрамов совсем полуграмотный специалист, и образование он имеет всего четыре класса школы. Он беспартийный, но никто меня не захотел слушать. Говорят, приказ есть приказ, и его надо выполнять. Я, Ильин, очень огорчен этим, и не только я, но и все наши летчики в звене. Мы просто обескуражены этим приказом. Что же это такое — в самый разгар боевых действий заменять опытных младших специалистов на девчонок. Они же окончили только что школу и, возможно, еще пока не умеют ничего делать. Ведь это же сложная техника — самолеты, а не флажок, которым размахивают регулировщицы.

И еще многое другое изливал передо мной наш командир звена. А у меня стоял в голове один вопрос, и когда он закончил, я спросил:

— А куда же теперь нас пошлют?

— Я пока этого не знаю. Вам, наверно, сегодня об этом объявят.

— Ну, что же, товарищ младший лейтенант, жаль, что нам с вами приходится расставаться. Очень мы к вам привыкли и полюбили вас. Но ничего не поделаешь, война.

Ошеломленный таким неожиданным сообщением, я пошел собираться в дорогу, пока еще не известную мне. Гречушкину я ничего не сказал, так как думал, что его, как члена партии и более старшего по возрасту, еще, возможно, оставят в полку.

Я давно замечал за Абрамовым его непонятное для нас поведение в звене. По каким-то причинам он часто забегал в землянку, где жили командиры части. Уже тогда, еще в начале зимы, я думал о причине его частых посещений старших командиров. Абрамов по своей натуре был страшным подхалимом, заискивающим в полку перед всеми, кто был выше его по званию и положению. Он все время старался быть на виду у командира эскадрильи, у политрука и других наших командиров. Он, видимо, очень боялся, что его, как имеющего низкое образование и беспартийного, могут отправить на фронт, как не нужного в нашем полку. Поэтому, видимо, он задался целью очернить нас с Гречушкиным перед командиром и политруком полка. Это нами было точно установлено. Однажды в личном разговоре нас троих мы с Гречушкиным выразили свои сомнения, почему нас до сего времени не посылают на фронт, когда под Москвой глубокой осенью сложилось такое тяжелое военное положение. Эти сомнения мы тогда высказали только Абрамову. И уже на другой день командир звена Соколов стал нас расспрашивать об этих сомнениях. Мы уже тогда поняли, что это передал ему Абрамов и что он за «птица». Как потом выяснилось из разговоров с нашими товарищами, он давал сведения не только о нас с Гречушкиным, а и о многих других младших специалистах. Абрамов был осведомителем среди нас. Ему верили политрук и другие командиры, а он делал свое черное дело очень умело. По странным причинам были иногда случаи отказов пулеметов, установленных на истребителях в бою. Это было подозрительным для нас с Гречушкиным, так как пулеметы мы готовили очень тщательно. По некоторым признакам мы стали подозревать, что кто-то подкладывает в ленты помятые патроны. Вот теперь у нас возникло сомнение и догадка, не было ли это дело рук Абрамова, но доказать это было невозможно.

Часа в два дня нас всех построили и зачитали приказ об увольнении из полка шестнадцати младших специалистов. Мы с Гречушкиным оказались в числе уволенных. Нам выдали сухой паек на одни сутки и приказали отправляться в распоряжение запасного пехотного полка, который находился в том же городе, где был этот аэродром.

— Ну, пехота, пошли! — крикнул кто-то из наших товарищей.

И мы понуро побрели от аэродрома. Обернувшись, я увидел, как нам вслед махали руками наши летчики. Я остановил всех товарищей по несчастью, если так можно назвать нас, и мы все, как один, поклонились нашим самолетам и летчикам, которые стояли на аэродроме и махали нам руками на прощание. В это время мы думали, что нам уже нет больше дороги в авиацию, но некоторые из нас ошиблись.

Среди нас были три товарища родом из Западной Белоруссии. Один из них, сержант Волович, нарушил наше тягостное молчание и спросил:

— Слушайте, Ильин, а почему вас с Гречушкиным уволили из полка? Чего-чего, а этого мы просто не ожидали. Вы оба были такими активными и хорошими специалистами в полку. Тем более Гречушкин член партии, а вы, Ильин, имеете техническое образование и были одним из комсомольских активистов в полку, просто удивительно.