Книга Лик над пропастью - Иван Любенко

— Простите великодушно, сударь, не вы ли присяжный поверенный Ардашев? — смущенно вымолвила незнакомка.

— Да, это я, — адвокат приподнял край шляпы. — Что вам угодно?

— Не могли бы вы принять меня? — Она перевела виноватый взгляд на Веронику Альбертовну. — Я понимаю, что сегодня воскресенье и вам недосуг, но все же… Поверьте, я не отниму у вас много времени.

— Конечно-конечно, проходите, — распорядилась Вероника Альбертовна, опередив мужа, который едва успел кивнуть.

— Вы очень любезны, — пролепетала дама и шагнула внутрь.

Клим Пантелеевич провел гостью в кабинет и предложил кресло. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, в чем заключалась ее природная красота: выразительные глаза с длинными ресницами, правильный нос и полные губы. Подобранные под шляпку волосы открывали бриллиантовые серьги, украшавшие мочки ушей. Длинное узкое платье изумрудного цвета, слегка расширенное книзу, подчеркивало стройность ее фигуры. Модный жакет молочного оттенка свидетельствовал об утонченном вкусе.

«Лет двадцать пять, — мысленно предположил Ардашев, — не больше». Усевшись напротив, он спросил:

— Итак, какая беда привела вас ко мне?

— Вы правы, именно беда. Меня зовут Милада Яновна Заоблачная. Третьего дня, как известно, застрелился господин Тер-Погосян. Мы жили вместе, но мы не венчаны. — Она смущенно опустила глаза. — Возможно, вам неприятно упоминание об этом после того, что написали газеты…

— Ничего-ничего, продолжайте.

— Давиду не удалось получить развод. Его жена отказывалась даже обсуждать эту тему. Тогда он перебрался ко мне, и мы стали жить в доме, который он купил для меня. Неделю назад, будто предчувствуя свою смерть, он передал мне копию духовной. Вот, ознакомьтесь, пожалуйста, — она открыла сумочку и подала свернутый вдвое лист актовой бумаги.

Ардашев пробежал глазами по строчкам. Из текста следовало, что Миладе Яновне Заоблачной был завещан дом № 12 по улице Воронцовской, а также 110 000 рублей, находящихся на счете в Ставропольском отделении Государственного банка. Остальное имущество в виде недвижимости и паев в разных товариществах отходили сыну и дочери. Жене ничего не полагалось.

— А дети взрослые?

— Сын — студент, дочь учится на медицинских курсах, по-моему, в Москве.

— Насколько я понимаю, вас интересует вопрос наследства?

— Да. Смогу ли я получить его?

— Видите ли, согласно статьям 1472–1476 «Уложения о наказаниях», лицо, лишившее себя жизни и находившееся в здравом уме, теряет право на завещание, а христианин — на христианское погребение. В данном случае все имущество покойного отойдет его прямым наследникам: жене и детям. Вам, к сожалению, ничего не причитается. Это произойдет при одном условии: суд должен подтвердить, что Давид Робертович самолично наложил на себя руки и не находился в состоянии умопомешательства. По опыту могу сказать: наличие двух прощальных писем говорит не в вашу пользу.

— Я так и думала, — она тяжело вздохнула. — Что ж, простите за беспокойство. — Дама щелкнула замком сумочки и зашелестела банкнотами. На кофейном столике возникла десятирублевая купюра. — Этого достаточно? — поднимаясь, спросила она.

— Ничего не нужно, заберите. И, пожалуйста, сядьте. Есть у меня одно соображение. — Откинувшись на спинку кресла, адвокат на миг прикрыл ладонью глаза, а затем вымолвил: — И все-таки я постараюсь помочь вам.

— Вы… вы считаете, что еще не все потеряно? — с надеждой в голосе проговорила Заоблачная.

— Во всяком случае, я попробую кое-что сделать. Если же окажется, что мои подозрения беспочвенны, то — увы! — завещание так и останется недействительным.

— Вы хотите сказать, что это было не самоубийство? И… Давида убили?

Ардашев пожал плечами:

— Все может быть.

— Простите, Клим Пантелеевич, но дело в том, что вы… что я… насколько мне известно… — она явно нервничала и путалась в словах. Затем неожиданно выпалила: — Я слышала о ваших гонорарах. Они весьма высоки. А у меня почти нет наличных. Однако имеются драгоценности. Если вы согласитесь, я могу внести их в виде предварительного платежа.

— Не беспокойтесь, в этом нет нужды, — махнул рукой Ардашев. — Давайте договоримся следующим образом: я буду заниматься вашим делом без какого-либо аванса. Мы заключим с вами договор о моем участии в судебной тяжбе о духовном завещании. Это даст мне право интересоваться ходом расследования уголовного дела, если таковое все же откроют. В том случае, если мне удастся доказать, что Тер-Погосян не совершал самоубийства либо совершил его, находясь в состоянии умопомешательства, и вы унаследуете все, о чем упомянуто в духовной, то тогда вы будете должны сделать пожертвование, скажем, — он на миг задумался, — для «Убежища беспризорных детей», что на Армянской улице.

— Я согласна. Но о какой сумме идет речь?

— А это целиком на ваше усмотрение. Надеюсь, Господь вам подскажет.

— Хорошо, — неуверенно ответила она. — Десять тысяч будет достаточно?

— Вполне.

— В таком случае извольте подписать договор.

— Как вам будет угодно.

Адвокат взял со стола отпечатанные типографским способом два бланка соглашения, вписал в пустые места оговоренные условия, расписался и передал клиентке. Бегло просмотрев текст, она макнула перо в чернильницу и дважды вывела совсем незамысловатую подпись. Клим Пантелеевич положил один экземпляр в кожаную папку, а другой — в картонную, с надписью: «г. Ставрополь, Николаевский пр-т № 38, п.п. Ардашев К.П.». Протянув ее клиентке, он сказал:

— А теперь, когда официальная часть нашего разговора позади, я бы хотел задать вам несколько вопросов.

— Да, конечно.

— Не могли бы вы припомнить, с кем встречался Давид Робертович в тот злополучный день — в пятницу, тринадцатого?

— Насколько я поняла, вечером у него должен был состояться серьезный разговор. Но с кем и по какому поводу, я не знаю. Он предупредил меня, что задержится в конторе. Настроение у него было не очень хорошее. Он был, как мне показалось, несколько подавлен.

— Возможно, это было связано с оправданием Маевского?

— Трудно сказать, но стреляться из-за этого Давид точно бы не стал.

— Скажите, а с женой он часто виделся?

— Не знаю. Я никогда этим не интересовалась. Отношения у них были своеобразные. Ее интересовали только деньги мужа. С каждым днем она требовала все больше и больше. Говорила, что якобы высылает сыну и дочери. Это звучало странно.

— Почему?

— Давид и так полностью оплачивал их обучение и содержание, на это он не скупился.

— Что ж, благодарю вас. На этом пока все.

— Знаете, — несмело вымолвила она, — дома, в его кабинете, я нашла вот это. — Она вновь щелкнула сумочкой и достала чек. — Что мне с ним делать?