Книга Танец с жизнью. Трактат о простых вещах - Олеся Градова

Далее очень длинная прямая речь, которую я заключаю в кавычки, чтобы было понятно, когда я сделала pitstop в «Формуле один» своих беспорядочных мыслей:

«Блин, ты все время заставляешь работать мой усталый мозг. Я должна подумать. Значимый… Наверное, Саша Булатов. Мой первый учитель жизни.

Мы встретились, когда мне едва исполнилось девятнадцать. Он научил меня профессии журналиста, он дал мне возможность поверить в себя, найти собственный язык и стиль. Он правил мои статьи, а я изучала каждую правку — почему так… Как надо?.. Как будто искала ответ в задаче со множественными неизвестными…

Он был рядом, когда меня бросил любимый мужчина. Бросил с ребенком в животе. Саша встречал меня из роддома, когда родился мой сын, — вместо отца и мужа. Он помогал мне заработать хоть какие-то деньги, когда мне нечем было кормить свою маленькую семью. И при этом мы не спали с ним. Платоническая любовь…

Он писал мне стихи. Очень нежные и грустные…

Под громкие скрипы кровати, В краю, где поют соловьи, Я буду министром Печати, Ты будешь — министром Любви.

Но сгинет идиллия быстро, Быстрей, чем желтеет печать, И кто-то другого министра Поставит твой сон охранять.

И в час, когда жизнь измочалит Мечты и надежды мои, Я буду министром Печали, Ты будешь министром Любви…

Ты будешь при гимнах и флагах, При птицах, слетевших на юг, И как-нибудь роясь в бумагах, Найдешь писанину мою.

И глядя на строки поэта, Как небо на листья глядит, Ты скажешь: «Кончается лето, Как время, однако, летит».

Грустная это была любовь — поэт и молоденькая журналистка, которой только-только открывался большой мир необычайных возможностей. Но, несмотря ни на что, он все время участвовал в моей жизни или хотя бы был в курсе моих злоключений…

Да, и еще один — Димка Кнуров. Тоже мой бывший босс. У него я училась по профессии «политтехнолог» — митинги проводить, забастовки в аэропортах и прочие массовые мероприятия. Он учил меня писать депутатские запросы и публичные речи, допускать в правильном месте нецензурное словцо и заставлять толпу обращаться к поиску великой национальной идеи. Я быстро натаскалась составлять тексты, которые могли пробирать аудиторию до костей, и сама готова была рыдать, когда вытаскивала из принтера горячую отпечатанную листовку.

С ним мы гоняли по ночной Москве, пили «напалм», мешая самбуку и абсент, думали о смысле и бессмысленности бытия, танцевали под экстази, обсуждали несбыточные мечты и хоронили любовь. Его — к какой-нибудь очередной южноафриканской фотомодели, или мою — к очередному подонку распространенного в средней полосе славянского типа.

Мы не спали с ним, хотя провели много ночей напролет вдвоем. Мы пили виски, курили, обсуждали его очередной любовный нокаут и мою отправленную в шредер страсть… И опять пили виски со льдом.

У нас был общий друг Кир. Или Кирилл. Известнейший журналист Кирилл Дамаданов. Когда мы собирались втроем, мы входили в резонанс со всей Вселенной, вернее, с самыми разрушительными ее силами.

Пару лет назад, в феврале, когда Димка вернулся из Непала, мы решили произвести ритуал воскурения благовоний у подножия статуи Шивы. В роли статуи — сувенирный формат индусского бога Шивы, не больше ладони. В роли благовоний — темный катышек гашиша на фольге… После ритуала мы отправились в «Этаж» на Тверской, где началось нереальное разрушение основ. Официанты не могли донести напитки до клиентов, опрокидывая на пол подносы с наполненными бокалами. В уборной дрались проститутки, вырывая друг у друга крашеные волосы. Мы пили виски прямо из горла, не рискуя обращаться к бармену и официантам, которые, как фигуристы на льду, скользили на мокром от крепкого алкоголя паркете…

Кирилл только что устроился спецкором в газету «Новый Телеграф» и циклился на своих производственных планах. Я пыталась «халявить» и не пить, поскольку была за рулем. И вообще я тщетно собиралась домой: «Уже три часа ночи, завтра совещание в девять, а у меня будет опухшая рожа…».

— Да пусть сгорит твой «Телеграф»! — воскликнул Димка. — И ты, — он обратился ко мне, — иди на хер!

Хотя я просилась только на совещание.

Этой ночью сгорела редакция газеты «Новый Телеграф», причем вместе с издательским комплексом. А меня избили и ограбили у подъезда, пытаясь, помимо сумки, отнять и новую норковую шубу. Бить человека ногами, лежащего на земле и одновременно снимать с него шубу — стратегическая ошибка. Избиваемый сворачивается в позу эмбриона, защищаясь от ударов, а снятие с эмбриона шкурки становится поистине невыполнимой задачей. Оторвали рукав и воротник. «Телеграф» быстро отстроили, шубу я починила.

Позже я узнала, что это была особенная ночь. Именно в то воскресенье мы разделили ритуал курения со ста пятьюдесятью тысячами индусскими брахманами и приверженцами культа Шивы. Ритуал сей проводился под кронами деревьев, рядом с храмом Пашупаинат в столице Непала, на восточной окраине Катманду, одном из самых святых мест для всех индусов. Вот что значит, по-моему, «входить в резонанс со Вселенной»…

Когда мы работали в паре, не было нам равных. Он всегда был стратегом, я тактиком. То есть он головой, а я шеей. Он говорил ЧТО делать, а я говорила КАК делать. Я была реализатором его гениальных идей. А он знал, что можно только придумать эту самую идею и назавтра она станет реальностью, потому что рядом была я. Собираясь к очередному спонсору для кампании какого-нибудь кандидата или партии, мы как пароль говорили: «Ну что, идем грабить банки?» Нам давали деньги на избирательные кампании прямо из сейфа — потому что с той минуты, как он появлялся в высоком кабинете какого-нибудь банкира, любой «денежный мешок» начинал безоговорочно верить Димкиной харизме. Бонн и Клайд. Я была Бони Паркер при своем Клайде Барроу. Но мы не были аферистами — мы отвечали за свои слова, и наши заказчики-кандидаты если и не приходили к финишу первыми, то их выборные кампании оставались в народной памяти как самые остросюжетные блокбастеры политического «Голливуда» России…

…Димка сейчас очень болен, и я переживаю за него. Несколько месяцев его лечат лучшие доктора, в том числе нетрадиционные… Но ничего не помогает. У меня с собой всегда его диск — он когда-то записал альбом. Одна из моих любимых песен — «Следы на песке»… «Я молился богам, что не стоили свеч. Я молился богам, приносящим беду». Поклонение Шиве, все эти вудуистские ритуалы… А может, в этом причина его болезни?».

— «Я оставлю тебе лишь следы на песке…» Такие слова этой песни. Значит, НИЧЕГО…

Я замолчала, листая список значимых людей в своей жизни, но он почему-то закончился…

— И это все? — прервал мои размышления Ян.

— Да, больше не могу никого вспомнить. Даже странно… Значимый… Это те двое, которые повлияли на развитие и становление моей личности… Которые как бы чему-то научили… Которые были своего рода «суфиями» рядом со мной. А я прилежной ученицей.

— Как бы… чему-то… своего рода… Опять возвращаешься к категориям неопределенности.