Книга Мост над черной бездной - Яна Розова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мажоры лениво согласились. Паша обернулся и увидел Элли.
– Охота тебе!.. – только и сказала она.
1
– Куда пойдем? – спросил Гаврил.
Братья и сестры уже переоделись в спортивные штаны, переобулись в кроссовки и собрались во дворе.
– Пойдем к Немецкому мосту! – объявил Седов. – Тут неподалеку есть одно место в лесу, очень красивое. Идем!
Паша пересчитал свой выводок и подал знак охраннику Илюше открывать ворота. Илюша сделал то, о чем его просили, не сводя влюбленных глаз с Ульяны. Она же, изображая взаимные чувства, молча удерживала его взгляд, но как только компания вышла за ворота, Ульяна отвернулась от ворот и сказала:
– Вот идиот!
Сестринство взорвалось смехом. «Сука!» – пробормотал Захар.
… В первый раз Паша увидел Немецкий мост несколько лет назад. Тогда Яна впервые привезла его к матери в Курортный, что было весьма неприятным путешествием. Под тяжелым взглядом Софьи Владимировны они оба чувствовали себя идиотами, поэтому старались больше времени проводить вне дома. Обошли весь Курортный, стали гулять по окрестностям, тогда-то Яна и привела Пашку к Немецкому мосту.
Увидев его, Седов обомлел. Ему показалось, что они попали на развалины Римской империи, – еще никогда Паша не видел вживую такой мощи, красоты и драмы, воплощенной в камне. Мост был трехарочный, на вид высотой метров десять, облицованный ракушечником. Теплый цвет камня в зеленой мрачноватой листве казался живым. Седов трогал шероховатую поверхность, поднимал голову, разглядывая аккуратную кладку арки над головой, и окал в пролет, дразня слабое эхо.
Уже дома в Гродине он полез в Интернет и разузнал, что ощущение трагичности этого места соответствовало истории постройки.
Прочитав на тему «немецких» мостов все, что нашлось в Сети и в книгах о Гродинской области, Седов процедил инфу, сделав краткие выводы. К 1916 году купцы станицы Малые Грязнушки построили железную дорогу, которая вела к Черному морю. Задумка эта была великая, потому что без дороги нет и торговли, а растущее грязнушкинское предпринимательство задыхалось, тупиковая ветвь дороги душила все попытки процветающей станицы превратиться в экономический центр, в город, наконец.
Прежде железку даже не пытались строить, потому что станица стояла на возвышенности и весь окружающий ландшафт был то гористый, то пересеченный речушками, то просто холмистый. И простую дорогу тут было непросто проложить, а уж железную – вовсе невероятно, обычной насыпью не обойдешься, железнодорожное полотно следовало пускать по мостам. Но наступил XX век. Многие малогрязнушкинские купцы бывали за границей, видели, что в Европе теперь строят сказочные дороги, прогресс в чистом виде, – грандиозные виадуки с тоннелями, а по ним несутся вперед паровозы, кипит жизнь, богатеют люди. Захотели они и себе такое.
На проект нужны были деньги, тогда станичные купцы привлекли в качестве спонсоров крупные банки, продали часть акций богатым купцам и земледельцам. Получив финансовую базу для своей идефикс, они нашли немца-инженера, который и создал для них уникальный проект. Как в Европе – дорога шла то землей, то виадуками, по старинке каменными или новомодными железобетонными, ныряла в тоннели, некоторые из них длиной превышали километр, и выходила прямиком к морю, пересекая на пути важнейшие российские железнодорожные развязки.
Закончив строительство, купцы преисполнились надежд. Они протоптали дорогу к покупателям зерна, фруктов, ископаемых! Теперь Малые Грязнушки разбогатеют, прославятся, будет это новый Париж, Париж на юге России, не меньше!
Кончилось все самым неудачным образом: началась революция. Во время Гражданской войны дорога сильно пострадала, а чинить ее никто не собирался, да и возить по ней теперь было нечего: голод, разруха. Потом большевики решили, что эта «железка» уже не понадобится, стали восстанавливать ветку, идущую в обход поникших Малых Грязнушек, а рельсы, шпалы и все, что можно было перетащить с грязнушкинской дороги, отправили на восстанавливаемые дорожные полотна. И даже когда в Грязнушках выстроили крупнейший в области химзавод и переименовали станицу в город Гродин (по имени одного из местных большевиков, который, кстати, также приложил руку к разрушению тех самых купеческих железнодорожных путей), дорогу не восстановили. Обошлись узкоколейкой от завода-гиганта к действующей ветке, вот и все.
Через сто лет, прошедшие с начала строительства грязнушкинской железной дороги, от нее остались только разрозненные артефакты: мостовые переходы и арочные виадуки, дренажные тоннели и несколько полуобрушенных больших тоннелей, по которым когда-то грохотали поезда.
… Вот эту печальную историю Седов и рассказал по дороге мажорам, они выслушали, но интереса к сюжету не проявили. Вскоре за финалом истории пришел и конец пути. Слева от дорожки земля стала опускаться, приближалась глубокая балка. Еще через минуту деревья расступились, и Пашка со своим детским садом увидели желтоватую громадину моста с тремя сквозными пролетами – надгробный памятник чьим-то надеждам.
Кто-то из детей ахнул. Ульяна визгливо засмеялась.
Седов усмехнулся. То-то! Проняло!
Ребята ускорились, вышли на небольшую полянку, откуда мост был виден полностью. И остановились, удивленные. У моста суетились люди в куртках с надписью МЧС, сквозь деревья были видны машины с мигалками.
Такой активности пионервожатый никак не ожидал.
– Отдыхайте здесь! – повелел он.
Пересчитал детей и направился к мосту, не реагируя на посыпавшиеся вопросы, требования и комментарии.
1
– А ты тут что делаешь? – Витя Калачев был все таким же круглым, крепеньким, как и прежде. Он встретил Пашку широкой улыбкой довольного жизнью человека. Звездочки на погонах свидетельствовали: Витя мог себе позволить хорошее настроение.
Они с Седовым не были близкими друзьями, Паша уволился из органов через месяц после начала Витиной карьеры, но Калачев один остался работать в полиции из всего седовского отдела, а так уж выходило, что против собственной воли Паше приходилось общаться с правоохранительной системой. В этих случаях он, чертыхаясь, звонил Вите.
Калачев был неприятен Паше своей преданностью структуре, где правда и справедливость были оформлены в приказы. Паше казалась убогой эта нацеленность на служебное продвижение, карьерный рост, стремление к привилегиям и возможностям, гарантируемым высоким чином. Витя же в свою очередь жалел Седова: как же это можно было отказаться от высокого предназначения, спиться и превратиться черт знает во что, несмотря на прежние успехи и хорошие профессиональные данные? Он вряд ли знал о причинах Пашкиного увольнения, однако догадывался, что Седова подвела лишняя чувствительность. Сам Виктор Калачев был убежден, что служба есть служба, внутрь себя ее допускать нельзя, иначе твоя карьера, считай, спущена в унитаз.
