Книга Деревянное море - Джонатан Кэрролл

В приятный аромат, исходивший от моего сэндвича с беконом, салатом и помидором, вдруг вклинился какой-то посторонний едкий запах. Пока ел, я особо не обращал на него внимания, но когда после ленча я закурил, он стал таким навязчивым, что я, вытащив сигарету изо рта, принялся принюхиваться со всей основательностью.

Наш нос можно уподобить слепому кроту, вытащенному из норы на яркое солнце. Под землей — в подсознании — он ориентируется безошибочно и всегда подаст вам знак: вот это воняет отвратительно, держись подальше, а это годится — можно попробовать. Но извлеки его на поверхность и спроси: Что это за запах? он тебе начнет тыкать туда-сюда своей слепой головой и носиться кругами без всякого толку.

— Что же это за вонь такая? — спросил я вслух.

Но мой нос не мог дать ответа на этот вопрос, потому что запах оказался невероятной смесью всех тех ароматов, что мне всегда нравились. Это был решающий момент, но я просто не знаю, как его описать, чтобы было понятнее.

Проститутка, чьими услугами я пользовался во Вьетнаме, всегда носила в волосах орхидею одного и того же вида. По-английски она говорила плохо, и единственный внятный перевод, какой она смогла придумать для названия этого цветка, был «птичье дыхание». Разумеется, когда я вернулся в Штаты и порасспрашивал знающих людей, оказалось, что про орхидею «птичье дыхание» никто понятия не имеет. И я никогда больше не вдыхал ее аромат, вплоть до того утра в гостиной моего дома в Крейнс-Вью, штат Нью-Йорк, в девяти тысячах миль от Сайгона. Разумеется, мой мозг давным-давно отнес этот запах к числу невозвратных потерь и позабыл его. И вот я его снова почувствовал. Помнишь меня?

Но это был лишь один из целого вихря причудливо переплетенных запахов. Свежескошенная трава, дым от костра, нагретый солнцем асфальт, пот женщины, с которой занимаешься любовью, одеколон «Орандж-спайс», свежемолотый кофе… список моих любимых ароматов; но были и еще. И все они присутствовали в воздухе одновременно. Я был целиком поглощен ими, но ни мое сознание, ни подсознание поверить в это не могли. Надо было встать и выяснить, откуда исходит эта волна запахов, иначе и спятить недолго. Оказалось, пахло из гаража. Я вспомнил: Магда утром сказала мне по телефону, что в гараже у нас стоит приятный аромат. Явная недооценка! Никакой освежитель воздуха не мог сравниться с этим благоуханием. Теперь пахло гвоздикой, теплыми, здоровыми щенками. Сосной, дождем в сосновом лесу.

У машины в гараже вид был дружелюбный и ничуть не зловредный. Может, механик уже ее починил? Но если так, то почему Магда ее оставила? Пахло новой кожаной одеждой, книжными переплетами, сиренью, жарящимся мясом. В багажнике у меня лежит набор инструментов. Завести машину я еще не пробовал, но раз уж остановился возле багажника, почему не достать на всякий случай эти инструменты, вдруг пригодятся.

Не помню, на что прежде отреагировал мозг — на то, что я обонял, или на то, что увидел. Я открыл багажник. Запах многократно усилился. А в багажнике лежало тело Олд-вертью. Снова. Из-под красного ошейника торчали перо, обнаруженное в доме Скьяво, и кость, которую я нашел в вырытой для пса яме.

Поганец моего сердца

Джордж Дейлмвуд — самый странный человек из всех, кого я знаю, и один из моих лучших друзей. Странности его не такого толка, чтобы «жить на дереве и носить исподнее из шкуры бурундука и красный защитный шлем». Он просто необычный. Ни в коем случае не хотел бы я поселиться внутри его головы, но мне нравится слушать рождающиеся в ней мысли, произносимые вслух, слушать, разумеется, с безопасного расстояния. Парадоксально, что при всей своей эксцентричности Джеймс зарабатывает на жизнь составлением инструкций для всяких штук. Как сделать, чтобы навороченная камера, только что вынутая из коробки, заработала? А вы прочитайте инструкцию, написанную Джорджем Дейлмвудом. Она, как и все прочие, им составленные, написана ясно и доходчиво, обстоятельно и точно. Новая компьютерная программа не желает вам служить? Следуйте инструкции Джорджа, и все тотчас же пойдет на лад.

Больше всего меня привлекало в нем, что он никогда никого не судил и взгляды его были начисто лишены какой-либо предвзятости. Будучи не в силах разобраться в случившемся со мной, не зная, что мне делать, я сел в машину и недолго думая направился к его дому с мертвым псом в качестве пассажира. Ну да, машина завелась с первого раза, но в это я даже вникать не стал, было о чем другом поразмыслить. Мне нужно было немедленно поговорить с Джорджем.

Его дом стоит всего в нескольких кварталах от нашего. Ничего особенного — одноэтажный, четыре комнаты, веранда, которую уж лет двадцать, как нужно бы отремонтировать. Я остановил машину и подошел к дому. Чак, молоденькая такса, сидел на ступеньке веранды и лизал свои яйца. Перешагнув через него, я позвонил в дверь. Никто не отозвался. Проклятье! Что теперь? И тут я вспомнил, что двигатель моей машины не должен был заводиться. Мертвый пес, который должен был лежать в земле, лежал в багажнике моей машины, у которой предположительно сел аккумулятор. Черт возьми!

Я поднял глаза к небу в надежде на то, что Провидение укажет мне верный путь, или уж сам не знаю на что, и вдруг увидел Джорджа, который восседал на крыше и смотрел на меня.

— Что ты там делаешь? Ты разве не видел, как я звонил?!

— Видел.

— Слезай скорее, мне нужна твоя помощь!

— Я бы предпочел отказаться, — ответил он лишенным выражения голосом.

И это, несмотря на все происходящее, заставило меня улыбнуться. Потому что Джордж последние два месяца снова и снова перечитывал «Бартлби» и сказал, что не успокоится, пока не поймет смысла этой вещи. А до «Бартлби» он читал и пытался постичь «Гору Аналог», а еще раньше — все книжки о докторе Дулитле. Все до единой — вот ведь мозгокрут! Джордж надеется, что рай, если он туда попадет после смерти, окажется не чем иным, как Лужебург-на-Болоте — городком, где жил Дулитл. На полном серьезе.

— Хочешь батончик «Марс»?

Джордж потреблял только три вещи: вареную говядину, батончики «Марс» и греческий высокогорный чай.

— Ну пожалуйста, я тебя как друг прошу, спустись и выслушай меня.

— Я и отсюда тебя хорошо слышу, Фрэнни.

— А что ты там вообше делаешь?

— Решаю, как лучше всего написать инструкцию по установке спутниковой тарелки.

— И тебе для этого надо торчать на крыше?

— Похоже, да.

— Господи помилуй! Ну ладно, раз ты такой упрямый…

Я вернулся к машине, сел в нее и подъехал прямо по его безупречно ухоженной лужайке вплотную к дому. Открыл багажник и молча, прокурорским жестом, указал на собачий труп. Джордж сел на задницу и заскользил к самому краю крыши, чтобы лучше видеть.

Зрелище его не впечатлило.

— Засунул туда мертвую собаку. Ну и что? Подбоченившись и щурясь от бившего в глаза солнца, я рассказал обо всем, что случилось с Олд-вертью за последние двое суток. Когда я закончил, он спросил меня только о пере и кости. Хотел их увидеть. Я подал их ему наверх, он свесился с края крыши, чтобы взять их у меня, поскользнулся и едва не свалился на землю.