Книга Признаки жизни - Сергей Недоруб

Огонь не тушили, позволяя ему догореть полностью. В «Набате» не было никакой культурной жизни, кроме таких вечерних сборов, поэтому их старались не пропускать. Если пропуски все же случались, то по таким редким вечерам, подобный которым был в ноябре, когда ранеными вернулись сразу восемь человек. Все угодили в новорожденную «жарку» и имели ожоги разной степени тяжести. Попасть в одну и ту же аномалию всей толпой можно было лишь одним способом — внезапно. Такое случалось, если новая аномалия рождалась буквально из ничего, словно гной, прорвавший кожу планеты из плохо скрытой раны. Опознавать новорожденные аномалии перед из появлением было невозможно ни детекторами, ни болтами, ни внутренним голосом. Только один Маркус, случалось, чувствовал неладное и наотрез отказывался идти через не понравившийся ему участок. Шептун в таких случаях его не понукал. В конце концов стало ясно, что шанс увидеть новую аномалию в процессе рождения был слишком мал, вероятность попасть в нее — тоже, так что думать об этом не было смысла. От Зоны было лишь одно верное средство предохранения — исход за ее пределы.

Сталкеры не всегда показывали артефакты остальным «набатовцам». Кто хотел, тот мог оставить найденные вещи себе, чтобы затем распорядиться ими по собственному усмотрению. Был в этом не только демократичный, но и практический смысл. Случалось, что найденные артефакты выгодно увеличивали физические и все остальные возможности человека, хотя почти всегда требовали свою плату взамен — например, организм изнашивался быстрее. Никто этому не удивлялся, куда удивительнее были артефакты, не имеющие побочных эффектов. Было в них что-то демоническое, и сталкеры быстро от таких вещей избавлялись, тем более что «позитивные» природные гаджеты и стоили дороже. Их было выгоднее обменивать на еду.

А те артефакты, которые сталкеры все же решали отдать клану, Грач собирал воедино, сортировал и хранил в собственном ящике. И удачными случались недели, в которые было что сортировать.

Дойдя до пещеры, Шептун отвернул прибитый за верхний край полог и вошел внутрь.

— Закрой! — бросил ему Сандора. Шептун тут же задвинул полог снова.

Горел фонарь, тускло освещавший пещеру. Сталкер увидел, что стоявший в середине стол был освобожден от обычного барахла, которое всегда присутствовало на нем в избытке. Вместо этого почти по всей его поверхности была развернута большая карта. При электрическом свете Шептун с удивлением заметил, что это схема не южных районов, а всей Зоны — добрую треть места на ней занимала ровная дуга Заслона. На самой карте стояла видеокамера.

— Шептун, — послышался голос Грача. Заскрипел стул — начальник клана с трудом встал, показываясь на свет. Он выглядел изможденным, и от этого Шептун окончательно убедился, что у клана проблемы. Несмотря на возраст, Грач всегда выглядел бодрячком, независимо от того, пил он накануне или нет. Теперь же в старом вороне что-то словно надломилось.

— Я, — подтвердил Шептун.

— Как сходил?

— Плохо. Третьего человека потеряли за неделю. Уже почти завербовал.

— Такими темпами мы в клан вообще никого не наберем, — покачал головой Грач. Было видно, что его мысли заняты совсем другим.

Начальник «Набата» был уже пожилым, если не сказать старым. Как и многие в Зоне, он не имел возраста — суровая жизнь сбила все его качества в единый кусок живой, хорошо закаленной стали, который в текущем виде больше напоминал добротный некрасивый молот. Грач не стоял у истоков «Набата», но он был тем, под чьим руководством дела клана пришли в стабильность. С ним группировка теснящихся одиночек качественно выросла до масштабов единой социальной единицы, имеющей право голоса во всем, что касалось Зоны, пусть даже редко высказывающей свое мнение. Наверное, никто бы не назвал Грача своим отцом, и все же для многих он был по меньшей мере верный дядя или отчим. Грач ни к кому не лез в душу, хотя не боялся раскрыть свою. Эта искренность подкупала, обезоруживала. В сущности, он просто пришелся к месту, придя в нужное время. Ему для счастья было нужно очень немного, и он будто передавал эту черту характера каждому, кто оказывался с ним рядом. На Большой земле подобные ему старики редко добиваются карьерных высот — в своем большинстве они работают сторожами или в лучшем случае бригадирами либо в одиночестве разводят пчел. Просто потому, что им так нравится.

Шептун не спеша сел на табурет.

— Что произошло? — спросил он.

— Караван не вернулся. Совсем нехорошо.

— Есть предположения? — спросил сталкер.

— А тут не надо предполагать. Один из наших добрался живым.

Грач показал на камеру.

— Опер? — догадался Шептун.

— Именно. Лежит сейчас с повязкой на голове в хижине Дудука. Рассказал все. Напали на нас, Шептун.

Фраза прозвучала слишком отчужденно, неестественно.

— Напали?

— Да. Напали на караван «Набата». Вот здесь. — Шеф ткнул пальцем в точку на карте. — Порешили всех, кроме Опера. А Самопал нас предал.

Голос начальника зазвучал тверже. Казалось, что, появись сейчас перед ним Самопал, так старик разорвал бы его голыми руками. Шептун не стал бы оспаривать такую возможность.

Сандора коснулся рукой крышки ноутбука.

— Показывать ему или нет? — спросил он начальника.

— Показывай, — ответил Грач. — А сам выйди. Помедлив секунду, Сандора вывел ноут из ждущего режима, нажал кнопку на видеокамере и покинул пещеру. Движения были немного нервными. Удалось все же поколебать его самоуверенность.

— Посмотри, — сказал начальник, показывая на экран.

Шептун пододвинулся поближе. Он поймал себя на том, что думает об одном и том же: почему Грач общается с ним на эту тему персонально. Не доверяет ни Сандоре, ни вечернему сбору.

На маленьком мониторе детали были плохо видны, но самое главное сталкер заметил.

Съемку, видимо, вел сам Опер — неровная картинка плясала перед глазами, небо и земля то и дело менялись местами. В сплошном дыму ничего не было видно, динамик хрипел, смешав череду выстрелов и криков в единое звуковое месиво. Затем изображение замерло, перекрывшись наполовину. — Опер выронил камеру в грязь.

— Смотри, смотри, — проговорил Грач. — Сейчас самое интересное будет.

Изображение не менялось добрую пару минут. Затем послышались шаги, кто-то поднял камеру, небрежно протер объектив, и весь кадр заполнило лицо Самопала. Оно не проявляло никаких признаков ошеломления.

— Всем привет, — невнятно сказал Самопал. Прокашлявшись, он заговорил отчетливее. Его речь Шептун запомнил от первого до последнего слова: — Ну, вы все поняли, я надеюсь. Этого следовало ожидать. Я предупреждал, что вам лучше вместе не собираться — плохие дяди найдут и закопают. Так оно и получилось, и теперь вы уже ничего сделать не сможете.

Самопал откинул волосы от лица, криво усмехнулся. Шептун заметил кровь у него на лбу.