Книга Ложь от Советского Информбюро - Александр Лысев

1 октября в 18 часов переехали от авиашколы на новое место, ближе к Новому Петергофу. Ехали через Ораниенбаум, парком мимо большого пруда. Стены дворца до самой крыши были обложены мешками с песком. До 24 часов рыли окопы, установили пушки. В 24 часа легли спать в узкие щели.

3 октября в четыре часа приехала кухня. Старшина привез хлеб и сухой паек на два дня и по сто граммов водки. Ночью немцы обстреливали из минометов. Мины рвались в нескольких метрах от нас. Наша артиллерия активно стреляет по немцам. Погода солнечная.

6–8 октября мы стреляли по немцам уже из новой пушки. Ночевали в блиндаже. Погода неплохая, но холодный сильный ветер. Листья осыпаются. 9 и 10 октября живем в том же блиндаже.

11 октября выпустили по немцам из нашей пушки около 40 снарядов. Стрельбу признали отличной. Нашу пушку немцы быстро засекали по звуку. Минут через десять в 19 часов они открыли по нам сильный огонь из дальнобойных крупнокалиберных орудий. Снаряды рвались около наших блиндажей. Мы, тринадцать человек, сидели в котловане, прикрытом одним накатом нетолстых бревен. Между нами и нашей пушкой стояли три толстые в три обхвата сосны. Винтовки наши были расставлены в пирамиде, а на сучках сосен висели кружки, котелки и прочее имущество. Когда закончился обстрел, нам надо было выбираться из убежища, но выбраться было непросто. С большим трудом удалось вылезти из блиндажа одному, а все остальные вышли после того, когда этот товарищ обрубил сучки, расчистил выход.

Мы увидели нагромождение срезанных осколками снарядов этих огромных сучковатых сосен. Трехсотдесятимиллиметровый снаряд угодил в правую станину нашей пушки и от нее не найти было ни одного кусочка металла. Ровик, вырытый недалеко от пушки, сравняло, к счастью никого там не было. Три столетних сосны просто состригло, как былинки ножницами. От оружия, стоящего в пирамиде, не уцелела ни одна винтовка. У некоторых были перерублены стволы, а некоторые оказались исковерканы осколками и стали непригодными. Котелки и кружки обкромсало, превратило в щепки. Справа от нас перед соседней пушкой была большая глубокая воронка. Пушку сильно засыпало песком, но повреждений не было. Воронки были так велики, что в них сразу же набралось много воды.

Итак, мы потеряли вторую пушку. Ее увезли через Финский залив в Ленинград в ремонт. Третья пушка, такая же, как вторая, честно служила до конца войны. Но ей тоже пришлось претерпеть много больших неприятностей: на ее щите было много рваных дырок, он был пробит осколками вблизи разорвавшихся снарядов.

12 и 13 октября стрельба с обеих сторон относительно слабая. 13 октября в 14 часов переехали на новое место левее авиагородка в противоположную сторону от Ораниенбаума. К нашей дивизии под Ораниенбаумом было присоединено 500 человек моряков-балтийцев: они помогали нам удержать Ораниенбаумский плацдарм, а береговая артиллерия и пушки кораблей каждый день обстреливали немцев. Тяжелые снаряды с воем летели над нами и опускались на вражеские позиции.

15 октября рыли блиндажи. Жили в землянках. Наши пушки стреляют ежедневно.

19 октября получил от сестры из Ленинграда письмо. Питаемся неплохо. Завтрак в 9 часов, обед в 19 часов. Хлеба дают 800 граммов на день, сахара 35 граммов, папирос — 2 пачки на 3 дня.

От Советского Информбюро

16 сентября 1941 года

Наши части, защищающие подступы к Ленинграду, захватили в плен большую группу немецких солдат 58 германской дивизии. Пленные говорят об упадке боевого духа у солдат в связи с наступившими холодами и усилившимися контратаками советских войск. Пленный Айзель рассказывает: «Уже несколько недель на фронте беспрерывно стреляют дальнобойные орудия. Такого грохота еще никто из нас никогда не слыхал, в полку есть старые солдаты, видавшие виды. Мы словно в пекле. Нельзя голову высунуть из окопа. Снаряды рвутся справа и слева, спереди и сзади. Снаряды рвутся все чаще и в самих окопах. Спрячешь голову, прижмешься к сырой земле и ждешь, считаешь минуты — сколько еще осталось жить. За целый месяц мы ни разу не помылись. Нас съедают вши. Мое тело покрылось язвами».

Пленные солдаты сообщили, что в 220 полку 58 германской дивизии произошли волнения. Полк отказался пойти в наступление. Чтобы заставить солдат выполнить приказ, командование дивизии пустило в ход оружие. Пленный пулеметчик Ганс Харвст говорит: «В последней атаке наш батальон был целиком уничтожен. Под Ленинградом убито очень много офицеров. Потери в офицерском составе достигают 70 процентов».

Ефрейтор 209 полка Эрих Мойхе говорит: «После одного ожесточенного боя в нашем полку осталось всего 150–170 солдат. Вскоре прислали пополнение, но уже 8 октября полк опять насчитывал не больше 200 солдат. Наш полк потерял все свое вооружение». Старший ефрейтор того же полка Отто Латц сообщил подробные сведения о потерях своего батальона: «В первой и второй ротах осталось по 35 солдат, а в третьей роте всего 23. Из всех старых офицеров остался один лейтенант. Среди убитых офицеров — командир батальона Гартте. Батальон растерял под Ленинградом почти все пулеметы, противотанковые пушки, винтовки и автоматы».

С 24 на 25 октября в ночь выехали в Ораниенбаум. Остановились в парке. Немцы методически обстреливали парк.

Ночью грузились на баржи. На пристани и на берегу запрещено было курить и громко разговаривать. 25 октября в 4 часа с пристани Ораниенбаума на баржах поехали в Ленинград. Одна баржа, перегруженная имуществом, затонула в Финском заливе.

В 7 часов мы были в Ленинграде.[11]На Васильевском острове и в центре города вражеские самолеты уже успели оставить после себя черную память: видны были разрушения, много домов разрушено. От берега Финского залива ехали по Большому проспекту Васильевского острова, по Съездовской линии, через Дворцовый мост, Невским проспектом, по Литейному проспекту, по Кирочной улице, через Большеохтинский мост проехали на Пороховые. Переночевали в бане и 26 октября поехали в Колтуши. Идет густой снег.

27 октября остановились в березовом лесу около деревни Березовка. Ночевали в лесу, спали прямо на снегу. Костры разжигать не разрешали. Морозы стояли крепкие. Шинели у меня не было, плащ-палатка не грела. Одеты были в то время в летнее обмундирование. Грустно вспоминать, как тяжко мне было.

От Советского Информбюро