Книга Хрустальный лабиринт - Марианна Алферова

Глайдер опустился прямо на огромный пруд. Внизу скользили рыбки, колебались седые водоросли. Сама поверхность была, как стекло, — антигравитационная пленка накрывала пруд невидимой крышкой.

— И где номер Кормана? — спросил археолог, оглядывая белоснежную колоннаду, окружавшую пруд.

— Все ЭТО его номер. — Вил сделал широкий жест. — Там бассейн. Вон там прогулочный парк. В конце галереи столовая…

— Мы будем обедать?

— Нет. — Казалось, Дерпфельд не понимал шуток. Интересно, как он общался с Корманом? Вероятно, они не были знакомы. К взаимному удовольствию. — Конгресс «АнтиФоменко» хотел снять этот номер для своей конференции, но устроителям он оказался не по карману. Им пришлось довольствоваться более скромными помещениями. А вот «фоменковцы» проживали здесь целых две недели. Как раз незадолго до прибытия вашего друга.

— Они тоже члены планетарного клуба?

— Устроитель конференции. Остальные получают песни.

— Песни? Ах, да! Временные пропуска.

— Кстати, мне понравилась их последняя теория: никакой цивилизации на Старой Земле никогда не было. Ее выдумали отшельники с Тау Кита. По-моему, в этом что-то есть.

— А цивилизацию Тау Кита выдумали на Старой Земле. Круг замкнулся, получился парадокс первичности, и теперь никто не знает, какая цивилизация ложная, а какая истинная. Может быть, вернемся к делу Фреда?

— Я знаю, что за день до смерти Корман отправил тебе посылку. Что в ней было?

— Обломок неизвестно чего. И никаких разъяснений. — Профессор Рассольников решил не сообщать о странной записке, а то придется рассказывать этому типу, кто такая Елена Прекрасная, Парис, Менелай и другие. Еще заставит читать «Илиаду» наизусть.

— Это «неизвестно что» при вас?

— В моем багаже.

— Нужен анализ. Не волнуйся, сперму и кровь не требую — только твой багаж.

— Сделать анализ можно. Если обещаешь сообщить мне результаты.

Дерпфельд стал думать. Причем думал довольно долго.

— Хорошо, если в данных не будет ничего секретного, так и быть, я наплюю на инструкции и намекну…

— В каком смысле — секретного?

— В секретном. А теперь глянь по сторонам и скажи, нет ли здесь чего-нибудь странного. Какой-нибудь заковыристой вещицы.

Они медленно шли по аллее, уставленной статуями из золотистого мрамора. Да, статуи золотистые, как лучи солнца на Старой Земле, а базы статуй из полированного черно-красного гранита. Поначалу Платон решил, что это голограммы. Но, коснувшись одной из мраморных красоток, убедился, что камень настоящий.

Аллея вела к одноэтажной вилле. Стеклянные двери раскрылись, и галерея вывела в просторный холл с мелким бассейном посередине. Пол был оригинален — прозрачное покрытие, а под ним — будто вмерзшие в лед человеческие тела — юноши и девушки, причем, совершенно обнаженные. Разумеется, голограммы. Но производило впечатление. Все двери холла находились в режиме невидимости. Платон открыл ближайшую. Оказалось — столовая. Круглая беседка с круглым столом посередине, и вкруг стола двенадцать стульев с золочеными подлокотниками. Вьюнки, усыпанные голубыми и белыми цветками, обвивали ажурные колонки.

— Можно узнать, что здесь, собственно, принадлежит Корману и что — гостинице?

— Он купил мебель для этого номера.

Платон опустился на стул. Просто потому, что почувствовал настоятельную потребность в поддержке. Дорогущий стул оказался не особенно удобным. Платон предпочитал сенсорные кресла, что приспосабливаются к своим седокам. Эти статуи и золоченая мебель так потрясли воображение профессора, что признание прозвучало как бы само собою:

— Я знаю, что два года назад господин Корман имел на счету двенадцать кредитов. Ровно столько, чтобы можно было не закрывать счет. А теперь… вот… эта мебель. Сколько же денег у него сейчас на счету? Разумеется, это тайна…

— Не тайна. Все те же двенадцать кредитов. Но продавцы мебели, как и прочего барахла — драгоценностей, одежды, антигравитационного оборудования и косметики, — считали твоего приятеля платежеспособным.

— Я хочу его видеть… То есть его тело.

— Не советую.

— Может быть, убит вовсе не он.

— Господина Кормана опознали, — веско заявил сержант.

— Не можешь предъявить его тело?

— Могу. Идем, раз тебе охота. Морг здесь. И хорошо, что с утра не ел.

— Где здесь?

— В номере. Этот номер «Эдема» предусматривает все, что может понадобиться современному человеку. Включая многоконфессиональную церковь, родильную палату, искусственную матку для взращивания зародыша и морг.

Блестящий ящик выкатился из холодильника и раскрылся сам собою, ибо он был создан лишь для того, чтобы хранить и чтобы раскрываться, равнодушно демонстрируя содержимое. Голова Кормана в ореоле густых черных волос казалась почти живой. Запрокинутое лицо. Острый подбородок. Нос с горбинкой — горбинка у мертвеца сделалась чуть заметнее. Шея с острым кадыком. Широкие плечи, опять же худые, и руки очень длинные, покрытые густыми темными волосами. Но от ключиц до самого лобка тело имело вид освежеванной туши из мясной лавки начала двадцатого века — тонкие пленки красного на белых ребрах, ямина, прежде вмещавшая внутренности, и сероватая белизна позвонков под слоем запекшейся крови.

Платон отвернулся, пытаясь справиться с конвульсивными спазмами желудка. И кинулся вон из морга. Да, хорошо, что он не ел — желудочный бунт прекратился после нескольких глубоких вдохов.

— Зачем? — прошептал Платон, когда из морга неспешной походочкой вышел Дерпфельд. — Зачем его вскрывали? Неужто нет больше сканеров и…

— Тело нашли в таком виде.

— Где? В морге?

— Нет. В спальне. И никаких намеков на внутренности. Как будто их кто-то сожрал. И даже крови почти не было. Чистые простыни — лишь несколько капель вокруг…

— Его убили в другом месте, а тело перенесли, — Платон иногда почитывал детективы, все больше классику, про те времена, когда не было молекулярных анализаторов и детекторов правды в каждом полицейском участке. Ныне все загадки разрешаются сразу или не разрешаются никогда. Слишком тороплива жизнь: вчерашнее преступление становится фактом прошлого, разгадано оно или нет. Статистика говорит — раскрываемость семьдесят процентов. И значит, тридцать не раскроют никогда. Тридцать безнаказанных преступлений из ста — запланированы. Статистика неопровержима. Странно даже, что Дерпфельд копается с этим делом. Видимо, процент семьдесят еще не достигнут на Райском уголке — и это объясняет все.

— Может быть, и так. Но это «другое место» пока не найдено.

— Что нужно от меня? — Платон чувствовал себя совершенно раздавленным. Если бы Вил Дерпфельд попросил его сейчас признаться в убийстве Кормана, он бы это сделал.