Книга Путь наемника - Элизабет Зухер Мун

Пакс рассказала все, что помнила: о поединках на арене, об ужасном гигантском пауке, пожиравшем побежденных ею противников.

— А потом… потом я ничего не помню. Те, кто пришел за мной и спас меня, рассказали, что на мне были заколдованные доспехи, а шею сжимал обруч — символ поклонения Ачрии.

— Кто разыскал тебя?

— Другие члены нашего отряда: Амберрион, Феллис и остальные. Всех я и не помню. Я помню только, как очнулась и обнаружила, что иду вместе с остальными по тропе в каком-то каньоне к крепости Луапа. Эта огромная крепость спрятана глубоко в горах и наполовину вырыта в пещерах.

Перед мысленным взором Пакс снова предстал каменный мост между передовым фортом и главной стеной крепости. Она продолжала рассказ о том, что было с ней уже после возвращения в Фин-Пенир: о том, как Верховный Маршал сказала ей, что злое колдовство киакномов слишком глубоко впиталось в ее душу; и ей ничего не оставалось делать, как согласиться с этим. В какой-то момент Пакс заметила, что ее всю трясет. Тут же и колдун прервал ее рассказ, сказав:

— Пойдем-ка в дом. Пора ужинать, уже поздно. Солнце действительно уже опустилось за верхушки деревьев. Пакс очень боялась оставаться одна, но еще больше боялась признаться в этом. К ее удивлению, киакдан не стал уходить, а лишь принес хлеб и сыр. Поели они молча. Колдун, казалось, думал о чем-то своем. После ужина он в первый раз за все эти дни зажег огонь в очаге и сел поближе к пламени.

— Продолжай, — сказал он, — только не торопись. Что по этому поводу сказала тебе Верховный Маршал, почему она решила, что Гед не стал защищать тебя?

— Почему — она не объяснила, — ответила Пакс на первый вопрос. — Я так думаю, она решила, что я слишком недавно стала последовательницей Геда и была чересчур уязвима как кандидат в его паладины. Говорят, что души таких, как я, слишком открыты злу. По ее словам, эти бесконечные тренировки и бесчисленные поединки открыли злу путь к моему разуму. Избавиться от него было возможно, но… — Пакс замолчала, посмотрела на огонь и, не отводя взгляда от языков пламени, продолжала:

— Она сказала, что зло проникло слишком близко к тому… к тому, что делает меня солдатом, и уничтожить это зло было бы равносильно тому, чтобы уничтожить самое важное, что есть во мне.

— И что же это такое, по ее мнению?

— Моя смелость, — одними губами едва слышно произнесла Пакс. И даже сквозь шепот можно было расслышать, каких усилий стоило ей выговорить это слово.

Киакдан что-то пробурчал себе под нос, а затем молча подтащил несколько поленьев к очагу и подбросил их в огонь. Сноп искр взметнулся к дымоходу. Вновь усевшись поудобнее, колдун заметил:

— А теперь, значит, боец из тебя никудышный. И как ты думаешь, почему так получилось?

— Я знаю это наверняка, — сказала Пакс, опустив взгляд себе под ноги.

— И почему же? Не потому ли, что ты узнала, что такое страх? Разве раньше ты ничего не боялась? Мне показалось, когда мы впервые встретились, ты испугалась меня. А разве ты не испугалась заклинаний волшебника Зинтиса? Ты же сама рассказывала мне об этом.

— Раньше я умела противостоять своему страху, справляться с ним, и я всегда могла сражаться. Честно говоря, страшно мне бывало не слишком-то часто.

— А теперь, получается, ты не можешь побороть страх, — бесстрастным голосом, не одобряя и не осуждая ее, заметил киакдан.

— Да. Тогда, только-только набравшись сил, я попыталась преодолеть поселившийся во мне ужас, но я боялась всего, боялась даже вида собственных доспехов. Оружие, резкие звуки, лица окружающих — меня пугало все. Потом я немного окрепла, но по-прежнему мне было страшно даже выходить из своей комнаты. Верховный Маршал сказала, что такое иногда происходит с ранеными, так что, взяв в первый раз меч в руки и почувствовав его чужим, я даже не очень расстроилась. Поначалу. Но затем… — Пакс поморщилась, вспомнив, как впервые после болезни решила попрактиковаться с оружием. — Это была самая обыкновенная тренировка, — сказала она. — Все знали, что я еще не оправилась после ранения, и никто не стал бы работать со мной в полную силу, но я… у меня ничего не получилось. Стоило партнеру направить оружие в мою сторону, как я застыла на месте. А потом… потом меня затрясло от страха, и я вообще уронила меч. Я даже не смогла сесть верхом на лошадь. Вы же знаете, как я люблю лошадей… — Она бросила взгляд на киакдана. Тот кивнул. — Моя собственная лошадь, та, вороная, — я не смогла сесть на нее. Не смогла. Она почувствовала мой страх, стала пятиться, брыкаться, и я поймала себя на том, что думаю лишь о том, как силен может быть удар ее копыта. Все решили, что мне нужно помочь, и предложили для начала сесть на спокойного маленького пони. Я взобралась в седло, будто первый раз в жизни, и стоило этой лошадке сделать несколько шагов, как я рухнула на землю.

— Итак, ты ушла от них. Или тебя выгнали? Пакс покачала головой.

— Нет. Они были великодушны. Верховный Маршал предложила мне остаться с ними или попытаться начать жизнь торговца или ремесленника — как я захочу. Меня бы научили всему, чему нужно, дали бы возможность встать на ноги. Но вы же знаете, что Гед — это покровитель воинов. И вряд ли было бы логично навязывать ему купца или ремесленника. А наш герцог… — Тут ее голос снова задрожал.

— Он был там? Пакс взяла себя в руки и сказала:

— Да. Герцог Пелан приехал за мной, когда… когда ему сообщили, что я… Он сказал, что возьмет меня опять к себе, что я буду капитаном, но… я знала: они были правы. Со мной что-то случилось. И они поступили правильно. Я и сейчас так думаю. Герцог вынужден был согласиться, когда узнал, что со мной. Он дал мне…

— Тот перстень, который ты оставила в чаше для подношений, — вздохнув, сказал киакдан. — Твой герцог — интересный человек. Он не особо жалует последователей Геда, еще меньше любит маршалов и откровенно недолюбливает Верховного Маршала, и несмотря на это… Наверное, он очень тебя ценит.

— Уже нет, — сокрушенно сказала Пакс.

— Между прочим, перстень он тебе вручил уже после того, как все это случилось. Так что, Пакс, не умаляй достоинств своего командира. — Колдун вновь поворошил угли в очаге и продолжал:

— Однажды я его видел: давно это было. Я еще тогда задумался, что это за человек. Потом, конечно, я о нем слышал — в основном те слухи, которые доступны всем. В основном…

— А почему он так не любит последователей Геда? — спросила Пакс.

Киакдан покачал головой.

— Это не та история, которую мне стоит рассказывать. До меня она дошла не то что через третьи, а через сто тридцать третьи руки и, скорее всего, обросла слишком большим количеством ненужных и ложных подробностей. Возможно, когда-нибудь он сам тебе все расскажет. Я… это вряд ли. Ты думаешь, что никогда к нему не вернешься? Ерунда. По крайней мере, этикет и законы чести требуют, чтобы ты заглянула к нему и выразила свою благодарность.