Книга Трон Торна - Дмитрий Воронин

Но если что и волновало Тею, так вряд ли это было мнение черни. Как и мнение окружающих ее дворян. Она с равной готовностью могла послать на дыбу и свинопаса, чьи хрюшки посмели «не так» взглянуть на герцогиню, и лорда, готовящего заговор. Лордам приходилось особенно несладко, поскольку заговором могло быть сочтено все, что угодно — например, нелицеприятное мнение о госпоже, высказанное шепотом в кругу семьи. Что-что, а осведомители у герцогини были отменные.

Вообще говоря, Тея была лишь немногим более жестока, чем большинство правителей ее ранга. Она отнюдь не считала, что день прожит зря, если никому во дворе Блед-холла не отрубили голову — а были и такие, тот же барон Корфштейн, который устраивал подобные развлечения для себя столь часто, что в один далеко не прекрасный для него день был убит собственными гвардейцами. Скорая на расправу, Тея считала, что казнь — это необходимость, а не зрелище. И если от приговоренного не требовалось получить кое-какую информацию, он отправлялся на встречу с Торном быстро и без особых мучений.

И с соседями герцогиня ладила на удивление хорошо-то есть настолько хорошо, что никто из них, несмотря на немалые богатства замка Блед-холл, не сделал попытки присоединить владения вдовствующей герцогини к собственным. Пограничные стычки, конечно, бывали — как же без них? — но каждый раз скандал тем или иным способом удавалось погасить.

Как ни странно, простой люд свою правительницу, несмотря на ее пренебрежительное к нему отношение, не то чтобы любил, но относился с симпатией. И отсутствие войн, всегда ценимое сервами, и слухи о том, что госпожа временами бывает милостива, — все это способствовало тому, что если баронские заговоры в герцогстве и случались чуть не ежегодно, то холопских восстаний давно уж не было. Да и, кстати, шайки разбойников, заполонившие тракты в иных государствах, в герцогстве чувствовали себя неуютно. Поскольку гвардейцы Теи дули свое пиво недаром.

Сейчас в Блед-холле царило, можно сказать, празд-ничное настроение. Последние годы Тея всерьез увлеклась гладиаторскими боями — и древние законы этих зрелищ соблюдались ею неукоснительно. Пять побед — и удачливый боец получает свободу. Разумеется, на таких условиях многие рабы были согласны попытать счастья, так что школы гладиаторов не пустовали.

Сегодня ожидалось особое представление — необычное, прежде всего, тем, что на арене должны были встретиться не двое, а трое — двое на одного. И то, что эти двое были женщинами, только придавало пикантность предстоящему зрелищу. Сестры-близнецы, Ая и Эя, соответственно Золотая Змея и Голубая Змея, прошли уже через восемь поединков. Но так как они выходили на арену вдвоем, то каждая из них имела на своем счету всего четыре победы. Женщины редкой в этих краях черной расы вызывали огромный интерес у публики. Ставки должны были подняться до небес.

Тем более что противника им подобрали весьма и весьма серьезного. Имени этого раба никто не знал, да и сам он, наверное, давно забыл его. Но вот кличка — Удав — была на слуху. Четыре победы Удава были достигнуты одним и тем же приемом: поверженного противника он убивал голыми руками — душил, сминая гортань и ломая шейные позвонки.

— В этом его сила, в этом же и его слабость, — заметил барон Бэрлиас, пользовавшийся с некоторых пор располо жением герцогини и потому получивший место на трибуне рядом с ее троном. Он долго и нудно передавал Тее и так хорошо известные ей сведения о бойце и, чересчур увлек шись, продолжал рассуждать о том, о чем его не спраши вали. — Да, именно слабость. Он ведь, миледи, старается не убить врага раньше времени, чтобы задушить его на потеху толпе. А враг ничем таким не связан. Удав отлично владеет оружием, но никогда не наносит смертельного уда ра. Я уверен, что сегодня он…

— Вам не кажется, дорогой барон, что пора начинать?поинтересовалась герцогиня. Холода в ее голосе было не сколько больше, чем обычно, и если бы барон не был так туп, он бы понял, что его просят заткнуться. Но он не понял.

— О да, конечно… но я еще хотел бы высказать свое мнение по поводу доспехов, которые были избраны глади аторами для этого боя…

— Ваше мнение, — в голосе Теи появились опасные нотки, — вы можете оставить при себе, барон. Мы вскоре увизо яим и как бойцы сражаются, и какие у них доспехи… и многое другое, о чем вы пытаетесь мне рассказать.

— Но, миледи… я совершенно уверен, что мои наблю дения могут представлять немалый интерес для…

— Хатвик! — Герцогиня обернулась к закованному в сталь воину. Капитан ее личной охраны, подобно статуе, стоял позади трона своей госпожи, истекая потом в глухих доспехах и готовый выполнить любой приказ. Тяжелый, голубой с серебром, плащ, накинутый поверх лат, соответ ствовал цветам знамени герцогства Блед.

— Я бы хотела, чтобы барон Бэрлиас замолчал. Если он скажет сегодня хотя бы еще одно слово, я советую тебе отрезать барону язык. Барон, надеюсь, вы меня поняли.

Барон обиженно замолчал, тем более, что Хатвик сделал шаг вбок. Один маленький шаг… но теперь он стоял прямо за спиной барона.

А Тея закрыла глаза. Вспоминая…

Она прошла мимо неподвижно стоящих охранников, пялящихся на противоположную стену коридора, как будто там было изображено что-то особо интересное. Нет, что-то там определенно было изображено, но стражники за долгие часы, проведенные на посту, наверняка успели изучить каждую черточку старой выцветшей фрески. И сейчас демонстративно пожирали ее глазами по привычке, а не интереса ради. Положено им стоять навытяжку, что ж с этим сделаешь.

Раньше, еще несколько лет назад, стражники не стояли у дверей ее покоев. Только в тронном зале, да и то лишь во время приема послов или тягомотной процедуры герцогского суда — древняя, как мир, привилегия властителя… если вообще эту скучную и обременительную обязанность можно было назвать привилегией. Тея относилась к исправлению судейских обязанностей как к неизбежному злу, но каждый раз ей удавалось все же взять себя в руки и судить по возможности справедливо. Благодаря своему мужу, к кончине которого, вопреки общественному мнению, она не имела никакого отношения, она достаточно хорошо усвоила простую истину — правитель иногда должен проявлять справедливость. И даже доброту. Изредка и в меру. То есть лишь к тем, кто не посягает на интересы этого самого правителя.

И после сегодняшнего фарса, торжественно называемого герцогским судом, она удалилась с чувством исполненного долга. Холоп, наделы которого потоптала гнавшая зайца молодежь, получил увесистую золотую монету, стоившую больше, чем кусок его земли, его хижина и он сам, его жена и чумазые отпрыски. И остался доволен, естественно. А монету она изъяла у тех самых баронских сынков, для которых этот золотой — мелочь, не стоящая доброго слова. Так что обе стороны казались вполне удовлетворены, очередной слух о щедрости и справедливости герцогини получил должную подпитку, а сама она на неделю свободна от подобного рода занятий.

Массивная дверь за ней закрылась. Стражники остались в коридоре — и самое им там место. Говорят, у того же Корфштейна стража присутствовала рядом, даже когда он готовился почивать. К слову, благодаря страже он и не проснулся.