Книга Превратности любви - Юлия Шилова

— Милая, я работаю…

— Нужно всего только потратить полчаса в обеденный перерыв. Мы, кажется, обо всем договорились…

— Мне нужно закончить…

— Два месяца, — звенящим от напряжения голосом сказала Ида.

— Что — два месяца?

— Два месяца ты то заканчиваешь, то начинаешь, то разрабатываешь какие-то идиотские…

— Ида!

Как будто это могло ее остановить! И куда делась женщина, которая, затаив дыхание, выслушивала его рассказы о новых задумках, моделях, об истории украшений? Откуда взялась эта особа, ненавидящая все, что связано с его работой вообще и с фирмой в частности? Требующая, чтобы он немедленно развелся, немедленно сменил место работы, приносил в дом «настоящие деньги» и одновременно проводил с ней «хоть чуточку больше времени»?

— Работа, работа, всегда только твоя драгоценная работа на твоей драгоценной фирме! С моими чувствами, конечно же, можно не считаться!

— Ида…

— Мне пора бежать, — внезапно сменила она тему разговора, а заодно и голос. — Ты сегодня освободишься вовремя?

— Надеюсь…

— Позвони мне, встретимся у метро.

— Хорошо…

На самом деле ничего хорошего в этом Егор не находил. Очень мало было шансов на то, что действительно удастся встретиться у станции метро «Бунинская аллея» — конечной на ветке так называемого «легкого метро».

Придется сначала доехать от «Коломенской» до «Каширской» в переполненном в этот час вагоне, потом сделать пересадку и по короткому отрезку добраться до «Каховской», там перейти на «Севастопольскую» — опять в битком набитый вагон и доехать до «Бульвара Дмитрия Донского».

И снова сделать пересадку, чтобы в конечно итоге попасть на окраину Южного Бутово. Там долго дожидаться Иду, которая, кстати, может опоздать часа на полтора или вообще не появиться, а потом позвонить и капризно-раздраженным тоном заявить, что давным-давно дома, а Егор непонятно где ходит. Что она сидит, уставшая и голодная, что в доме, как всегда, нечего есть, нечего пить, проклятая электрическая плита барахлит…

Егор тихо злился и одновременно поражался тому, что в прежней жизни — с Машей — у него никогда подобных проблем не возникало. Дома его всегда ждал горячий ужин, бытовая техника была в порядке, а если что-то и не ладилось, то Маша не делала из этого вселенскую трагедию.

Сломался электрический чайник — воду можно и на плите подогреть. Перегорел утюг — недалеко от дома есть отличная мастерская, в крайнем случае, можно с получки и новый купить, а пока одолжить старенький утюг у мамы или свекрови. Никогда Маша не заставляла его ждать, не злилась, если он задерживался… Удивительно, как он всего этого не ценил!

«Не буду я звонить, — со внезапным ожесточением подумал Егор. — Поеду прямо домой… то есть на Остафьевскую. А сейчас пойду и закончу, наконец, работу. Хватит переживать, не баба! Своими руками все это сотворил…»

Порыв раздражения оказался, как ни странно, благотворным. Он окунулся в работу и даже не заметил, что настало время обеда. Просто внезапно обнаружил, что проголодался, взглянул на часы и быстро пошел в столовую, которая находилась в двух шагах от его кабинета.

Обеденное время действительно заканчивалось, в зале было почти пусто, только в углу сидела какая-то парочка и, судя по всему, сладко ворковала. Точнее, говорил почти все время парень, а девушка только заворожено кивала головой.

Настроение Егора опять испортилось: он вспомнил первые месяцы знакомства с Идой. Тогда они частенько встречались в каком-нибудь кафе и говорили, говорили… Вернее, говорила Ида, читала стихи, свои и не только, рассказывала какие-то истории «из жизни подруг». А он слушал ее нежный голос и не мог дождаться того момента, когда они останутся вдвоем…

Краем глаза Егор отметил, что он все-таки не последним явился в столовую: пришел генеральный директор. Нормальный мужик и хороший руководитель, но у Егора сейчас не было ни малейшего желания улыбаться, здороваться и говорить о производственных успехах. Поэтому он уткнулся в тарелку и сделал вид, что поглощен процессом еды.

И уйти из столовой постарался как можно быстрее. Правда, снова задержался в курилке, опасаясь, что вот-вот оживет мобильный и снова прорежется Ида с какими-нибудь претензиями. Но телефон, слава тебе, Господи, молчал.

Слава тебе, Господи? Интересно… Давно ли Егор места себе не находил, если Ида по каким-то причинам не звонила? Давно ли ждал этих звонков чуть ли не круглые сутки? И ведь Ида действительно могла позвонить в любое время дня и ночи: условности она презирала и считаться с тем, что в квартире, кроме Егора, находятся его жена и двое детей, ей, похоже, в голову не приходило.

А он… он, самодовольный болван, считал, что это — проявление безумной любви. И совершенно не думал о том, каково приходится Маше, которая ни разу не задала вопроса, кто это звонит ее мужу в три часа ночи и по часу ведет с ним беседы. Егор тогда убедил себя, что это — от безразличия к нему, и что Маша вообще малотемпераментная женщина.

В отличие от Иды, разумеется. В то время. Но сейчас Ида стала удивительно холодной. Оживлялась она только в те дни, когда Егор получал деньги. И только для того, чтобы сказать, как глупо молодому мужчине работать за какие-то гроши и отказывать любимой женщине в самом необходимом.

В конце концов, добилась своего: вырвала согласие поменять место работы, не поленилась, сама нашла подходящую, с ее точки зрения, вакансию и заставила пойти на собеседование. Собеседование он прошел, причем, вполне возможно, благодаря совершенной незаинтересованности в его результатах. И вот теперь нужно было делать следующий шаг: подавать заявление об уходе…

А прежде, чем подать заявление, нужно закончить текущие дела, иначе он сам себя уважать перестанет… Впрочем, кажется, уже перестал: превратить собственную жизнь в такое… И жаловаться бессмысленно: сам виноват.

Внезапно у него появилось острое желание услышать голоса детей. Просто позвонить и поговорить. Дочка уже учится в первом классе, а ему с осени все время было некогда толком поговорить с ней, узнать, как ей нравится учеба, учительница, одноклассники. Да и с сыном он давно не проводил время — Ида просто не оставляла ему такой возможности. Ревновала отчаянно — не только к Маше, но и к детям.

«Патология какая-то, — раздраженно подумал Егор. — Сама мать, хотя дочку оставила у бабушки в Магнитогорске. Ведь ездила же к ней на зимние каникулы, это даже не обсуждалось. А оттуда замучила звонками: где ты? с кем ты? не разлюбил ли? Почему тогда это воспринималось, как признак большого, настоящего чувства? А сейчас — даже воспоминания бесят».

Он решительно снял телефонную трубку и набрал привычный номер. Трубку сняли после второго гудка:

— Алё! — услышал он звонкий голос Павлика.

— Павлик, это я, — хрипло произнес Вадим.

— Папка! — ликующе завопил сын. — Ты когда уже вернешься из своей командировки?!