Книга Сайонара - Сьюзен Баркер

Именно Мэри, сама того не желая, привела меня в лаунж-бар «Сайонара». К тому времени я окончательно покинул университет и проводил дни, слоняясь по улицам Осаки. Я встретил ее в вестибюле станции Синсай-баси, у окошка банка. Наступило время ленча, и вокруг шумела толпа. Я спокойно ждал в очереди свою ежедневную тысячу йен на суши с лососем и пачку «Лаки страйк». Нетерпение пронизывало моих соседей, стоявших в длинных очередях к банкоматам. Мой внутренний спектрограф показывал возрастание стресса и напряжения – люди переступали с ноги на ногу, хрустели суставами и отпускали в уме критические замечания о медлительных соседях.

– Давай же, дряхлая ведьма! Двигай задницей! Ну же, старая развалина с болезнью Альцгеймера! Сколько раз ты собираешься засовывать туда эту карточку?

Момоко Ямада, 20 лет, секретарша.

– Если эта тупоголовая Барби не перестанет верещать в свой мобильный… Ну, что ты так уставилась? Господи, если не хочешь, чтобы разглядывали твои ноги, носи юбку подлиннее!

Нобуру Йосикава, 28 лет, менеджер телемагазина.

– А вдруг они успеют декодировать чип корпорации «Андромеда» до того, как я тайно вывезу его из страны? Может быть, стоит дождаться, пока меня подберут в Бразилии?

Каори Танизаки, 36 лет, домохозяйка и преподаватель флористики.

Множество пар глаз провожало Мэри. При ее приближении люди про себя удивлялись статям амазонки. Мы, жители Осаки, гораздо ближе прочих японцев к западным стандартам, но даже по западным меркам Мэри казалась великаншей. Она с независимым видом прошла сквозь плотное облако любопытства и встала в очередь. Она стояла, расправив плечи и выпрямив позвоночник, словно ее размеры – осознанный выбор, а не генетическое отклонение.

– Спорю, что если Человек-паук, Годзилла и якудза вступят с этой большой американкой в смертельный поединок, она сотрет их в порошок!

Юи Кавагава, 11 лет, вместе с матерью направляется в универмаг «Ханкуи».

Я заинтересовался Мэри. Стоя в очереди, она мужественно пялилась прямо перед собой. Ее умственная активность казалась почти нулевой – практически прямая линия. Мысли заменяла музыкальная тема. Самая навязчивая мелодия из всех, что мне доводилось слышать – горько-сладкий рефрен унижений и печалей этой жизни.

Чтобы мелодия продлилась, я последовал за Мэри мимо банкоматов. Скользил за ней мимо прачечной «Ландромат» и салонов игровых автоматов «Пачинко». Я преследовал ее по шелесту кожаной куртки и львиной гриве золотых волос – и всякий раз сердце останавливалось, когда мне казалось, что сейчас она скроется из виду. В пустоте, наполненной отвращением, мелодия длилась и длилась. Мы двигались сквозь полуденные толпы Синсай-баси, пересекали вонявшие мочой переулки. И вот мы вскарабкались на шестой этаж какого-то здания (причем я задыхался и опаздывал ровно на этаж). Когда я наконец догнал ее, последние ноты мелодии исчезли за тяжелой двойной дверью. Там амазонка снова зашелестела кожей и на превосходном японском принялась болтать с дородной матроной – хозяйкой бара. Дверь отворилась. В проеме замаячила та самая матрона.

– Ага! – рыкнула карга просмоленной никотином глоткой. – Ищешь работу?

За ее спиной возникла Мэри и впервые улыбнулась мне. Феромоны в венском вальсе закружились в воздухе. Желания понеслись сломя голову, по пастбищам моего гиперпространства. Сердце вспыхнуло, и внезапно я понял, что означала эта мелодия. Я молча кивнул, и карга впустила меня внутрь.

Глава 3

Господин Сато

Ночь. Как тихо. Слышен только шум дальних фабрик и шорох листьев. А еще луна – бледный шар ползет по небу, усыпанному тусклыми созвездиями.

Эта бессонница, эта гиперактивность мозга очень утомляет. Наверное, во всем виноват зеленый чай – он всегда меня возбуждал. Изгородь, утыканная непокорной листвой, закрывала вид. Не забыть бы подрезать в воскресенье.

А герани цвели, несмотря ни на что. За это мы с тобой должны благодарить госпожу Танаку. Если бы не она, цветы давно бы засохли. Вот уж неугомонная старушка! Каждое утро ждет, пока я выйду из дома, и выскакивает вслед – на голове розовые кудряшки, длинный стеганый халат бьет по лодыжкам. Вот сегодня, например, притащила два рисовых шарика с лососем, завернутые в клетчатый носовой платок. Говорит, мне нужно больше бывать на солнце, в наши дни смерть от переутомления становится эпидемией.

– Никогда не любил солнце, – отвечал я ей.

Она не поверила.

– Господин Carol Как можно не любить солнечный свет? Это же основа всего живого!

Затем продолжила допытываться о моем самочувствии, недоверчиво выслушивая уверения, что я здоров. Из-за нее я постоянно опаздывал. Я уже начал выходить на несколько минут раньше, чтобы успеть выслушать ее ежедневные сетования.

Я не разделял мнения госпожи Танаки, что работаю слишком много. Ее поколению несвойственно относиться к работе так, как привыкли мы, хотя некогда именно они привели Японию к экономическому подъему. Что же до теперешнего поколения, то они живут по накатанной, и боюсь, что мы опускаемся все ниже.

Ежегодно я замечаю, что новое пополнение «Дайва трейдинг» уже не так привержено корпоративной этике, и молодые с радостью готовы оставить свои рабочие места ровно в пять. А раньше после пяти в офисе было столпотворение, и не раз я, усталый и изможденный, выбегал оттуда, чтобы успеть на последнюю из Умеды электричку в половине двенадцатого. А, вижу, как ты хмуришь брови. Я понимаю, ты недовольна мною. Обещаю, в мае, когда сдам квартальный отчет, я отдохну. Возьму отпуск, может быть, даже съезжу в Китай – ты всегда хотела побывать в Китае, помнишь?

Как бы то ни было, сегодня я закончил в семь. Всех отослали домой – в компьютерную сеть лопал какой-то вирус из Гонконга, и работа остановилась. Странно было уходить из офиса засветло. Некоторые из моих коллег отправились в бары. Как обычно, они пригласили меня, и, как обычно, я поблагодарил и принес извинения. Уверен, коллеги считают меня чудаковатым и замкнутым малым, но ты же знаешь, мне никогда не нравились бары, дискотеки и прочие подобные вещи. Я оказался дома около девяти, с единственным развлечением на вечер в виде суши, купленных навынос, и пульта от телевизора.

Как же болит голова от этого несчастного святящегося ящика! Бесконечное мелькание цветов, вечные студии, заполненные жизнерадостными хлопающими зрителями. После ужина я выключил телевизор и побродил по комнатам в поисках какой-нибудь домашней работы, однако я успел все переделать еще в воскресенье. Тогда я уселся за кухонный стол, заварил зеленого чаю и стал слушать по радио классическую музыку. Сегодня передавали Элгара. Музыка напомнила мне: я еще не решил, что делать с твоей виолончелью, она так и стоит в пустой комнате, собирая пыль. Наверное, надо пожертвовать ее какой-нибудь местной музыкальной школе – уверен, у них есть многообещающие молодые таланты, способные оценить мой дар. Сколько можно из чистого эгоизма цепляться за несчастный инструмент?

* * *