Книга Лорд Безупречность - Лоретта Чейз

Мечты Батшебы выглядели куда скромнее. Она хотела видеть дочь любимой, окруженной вниманием и достойно обеспеченной. Адвокат, врач или человек иной уважаемой профессии оказался бы лучшей партией. В крайнем случае мог сгодиться и приличный торговец – например, льняными товарами, книгами или канцелярскими принадлежностями.

Что же касается богатства, то будет вполне достаточно, если брак избавит дочь от финансовых забот и волнений, а главное, от постоянной унизительной необходимости растягивать до невозможных размеров мизерный доход.

Если обстоятельства сложатся удачно, то Оливии никогда не придется бороться с подобными трудностями.

Но это может произойти лишь в том случае, если удастся как можно скорее переехать в респектабельный район.

Как и следовало ожидать, леди Ордуэй немедленно, не теряя ни минуты, занялась распространением новости о появлении Батшебы Уингейт на Пиккадилли.

Когда ближе к вечеру Бенедикт приехал в свой клуб, там все только об этом и говорили.

И все же, едва тема всплыла дома, в Харгейт-Хаус, он оказался совсем к ней не готов.

Обедали все вместе – родители, Бенедикт, брат Руперт, его жена Дафна и Перегрин.

После обеда семья перешла в библиотеку, и Бенедикт с удивлением услышал, как Перегрин просит лорда Харгейта взглянуть на зарисовки из Египетского зала и вынести суждение: приемлемы ли они для того, кто собирается стать археологом и антикваром?

Бенедикт независимо прошел через всю комнату, небрежно взял со стола последний выпуск «Куотерли ревью» и принялся перелистывать страницы.

Лорд Харгейт не привык церемониться с членами семьи. А поскольку, как и все Карсингтоны, он считал Перегрина своим, то не пожелал поберечь чувства мальчика.

– Твои рисунки просто убоги, – прямо заявил его сиятельство. – Руперт и тот нарисовал бы лучше, а Руперт – идиот.

Руперт рассмеялся.

– Он всего лишь притворяется идиотом, – вступила в разговор Дафна. – Для него это просто игра. Таким образом удается с легкостью обманывать всех вокруг, но, честно говоря, не верится, чтобы удалось обмануть вас, милорд.

– Он так искусно изображает слабоумного, что вполне может им быть, – заметил лорд Харгейт. – И все же способен рисовать так, как положено истинному джентльмену. И даже в возрасте Лайла умел прилично себя вести. – Он взглянул на сидевшего в глубоком кресле Бенедикта. – Как ты мог пустить дело на самотек, Ратборн? О чем думал все это время? Мальчику срочно нужен достойный учитель рисования.

– То же самое сказала и она, – заметил Перегрин. – Сразу же заявила, что мои рисунки ровным счетом никуда не годятся. Но она девочка, а потому не известно, разбирается в чем-нибудь или нет.

– Она? – заинтересованно переспросила леди Харгейт. Брови удивленно поднялись, а темные глаза вопросительно обратились к Бенедикту.

Руперт смотрел на брата с таким же выражением, но, помимо удивления и вопроса, во взгляде ясно читалась насмешка.

Братья очень походили на мать, а издалека и друг на друга. Трое других сыновей – Джеффри, Алистэр и Дариус – унаследовали золотисто-каштановые волосы и янтарные глаза отца.

– Девочка, – небрежно ответил Бенедикт, хотя сердце сразу застучало, словно молот. – В Египетском зале. Они с Перегрином не сошлись во мнениях.

Ответ никого не удивил. Перегрин не сходился во мнениях ни с кем и никогда.

– У нее волосы такого же цвета, как у тети Дафны. Зовут эту девочку Оливия, и ее мама – художница, – с готовностью пояснил Перегрин. – Она вела себя глупо, а вот ее мама показалась вполне разумной.

– Ах, так там была и мама! – воскликнула леди Харгейт, все еще глядя на Бенедикта.

– Думаю, Бенедикт, ты даже не заметил, была ли мама хороша собой, – невинно проговорил Руперт.

Бенедикт оторвал глаза от журнала. Лицо ровным, счетом ничего не выражало, словно он был полностью поглощен чтением.

– Хороша собой? – переспросил он. – На самом деле куда больше. Настоящая красавица.

Он снова уставился в «Куотерли ревью».

– Леди Ордуэй узнала ее и даже назвала фамилию. Уиншо. Или Уинстон? А может быть, Уиллоуби.

– Девочка сказала, что ее фамилия Уингейт, – не смолчал Перегрин.

Казалось, в это мгновение метеор проломил крышу и упал в комнату.

После короткого, но весьма выразительного молчания лорд Харгейт переспросил:

– Уингейт? Рыжеволосая девочка? Но это же наверняка дочка Джека Уингейта.

– Насколько я помню, ей сейчас должно быть лет одиннадцать-двенадцать, – вставила леди Харгейт.

– А меня так больше интересует мама, – заметил Руперт.

– Странно, почему меня это нисколько не удивляет? – спросила Дафна.

Руперт невинно взглянул на жену.

– Но Батшеба Уингейт – знаменитость, дорогая. Она подобна тем неотразимым женщинам, которые, по словам Гомера, заманивают моряков прямо на смертельные скалы.

– Это сирены, – тут же вставил Перегрин. – Но они ведь мифические существа, как и русалки. Считается, что они привлекают внимание моряков какой-то музыкой. Смешно. Не понимаю, как музыка может кого-то куда-то заманить. По-моему, она способна только навеять сон. К тому же, если миссис Уингейт убийца…

– Никакая она не убийца, – перебил лорд Харгейт. Невероятно, но Руперт использовал в речи метафору, причем на редкость яркую.

– Трагическая любовная история, – насмешливо заметил Руперт.

Перегрин скорчил физиономию.

– Ты можешь пойти в бильярдную, – пришел на помощь Бенедикт.

Мальчика как ветром сдуло. Руперт прекрасно знал, что, по мнению Перегрина, не может быть ничего отвратительнее любовной истории, а уж тем более трагической.

Едва племянник закрыл за собой дверь, Руперт подробно рассказал жене, как прекрасная Батшеба Делюси околдовала второго, самого любимого сына графа Фосбери и сломала ему жизнь. Бенедикт же выслушал жалостливую историю по меньшей мере в десятый раз за вечер.

Все пришли к общему мнению, что Джек Уингейт сошел от любви с ума. Полностью поддался колдовским чарам Батшебы Делюси. И любовь убила его. Лишила семьи, положения – всего на свете.

– Так что видишь, она как раз и оказалась той самой сиреной, которая заманила беднягу Уингейта на роковые скалы, – заключил Руперт. – Совсем как в древнегреческом мифе.

– Все это и так очень похоже на миф, – презрительно возразила Дафна. – Не забывай, что общество считает чудовищами даже ученых женщин. Взгляды света порой преступно ограниченны.

Дафна говорила со знанием дела. Хотя она и вошла в одну из самых влиятельных семей Англии, большинство ученых-мужчин упорно отказывались воспринимать всерьез ее попытки расшифровать египетские иероглифы.