Книга После нас - хоть потом - Евгений Лукин

— Что, чижики? — ласково спросил я, дождавшись, когда они соберутся вместе. — Детство вспомнили? В догонялки поиграть захотелось? А если мне сейчас тоже поиграть захочется?

Я сделал шаг, и они попятились. Бехтерь перестал улыбаться.

— Нет, Минька… — И я удивился, сколько в его скрипучем голосе было ненависти. — С тобой мы в догонялки играть не будем. А вот с квартирантом твоим еще сыграем. Так ему и передай.

Я выслушал его и не спеша затянулся.

— Бехтерь, — прищурясь, сказал я. — А помнишь, ты лет пять назад этот переулок спичкой мерил? Сколько у тебя тогда спичек вышло?

Вместо ответа Бехтерь издал какой-то змеиный шип.

— Так вот, Бехтерь, — продолжал я. — Если я тебя еще раз поймаю в нашем районе — заставлю мерить по новой. Только уже не поперек, а вдоль. Славка!

— Ну!

— Тебя это тоже касается. И дружку своему растолкуй. Я его хоть и не знаю, во личность запомнил.

— А меня-то за что? — баском удивился тот, о ком шла речь.

— А не будешь на свету стоять, — закончил я, топча окурок.

Мать ждала меня в прихожей, приоткрыв дверь во двор.

— Что там, Минька? — спросила она.

— Все в порядке, мать, — успокоил я. — Так… Нижнинские немножко не разобрались.

Успокоил и направился прямиком в Гришину комнату. Гриша сидел на койке и расстегивал рубашку, хотя умные люди обычно начинают с того, что разуваются… Увидев меня, он ужасно смутился и стал почему-то рубашку застегивать.

— Ну расскажи, что ли, — попросил я, присаживаясь рядом с ним. — Что вы там с Бехтерем не поделили?

Гриша вдруг занервничал, ощетинился.

— Я… отказываюсь отвечать! — заявил он высоким срывающимся голосом.

Это было так не похоже на нашего обычного Гришу, что физиономия моя невольно расползлась в улыбке.

— Ну а что я у тебя такого спросил? Я спросил: что вы не поделили…

Гриша вскочил.

— Да что ж такое! — плачуще проговорил он. — Там все выпытывали, теперь здесь…

Смотри-ка, вскакивать начал…

— Да кому ты на фиг нужен! — сказал я, удивленно глядя на него снизу вверх. — Все равно узнаю завтра, за что гоняли…

Гриша помолчал, успокаиваясь.

— За Людмилу, — вымолвил он мрачно.

— За Людмилу? — ошарашенно переспросил я. — Ах, за Людмилу…

Я посмотрел на смущенного, рассерженного Гришу и засмеялся.

— А что хоть за Людмила? Я ее знаю?

— Как же ты ее можешь не знать! — с досадой ответил Гриша. — В одной смене работаем.

Я перестал смеяться.

— Постой-постой… Так это наша Люська? Крановщица?

Гриша молча кивнул.

— Мать! — крикнул я, втаскивая его за руку в большую комнату. — Посмотри на этого дурака, мать! Ты знаешь, с кем он связался? С Люськой Шлеповой из Нижнего поселка!

Мать выронила вишневый плюш, которым покрывала швейную машинку, и, всплеснув руками, села на стул.

— Да как же это тебя угораздило, Гришенька?

У Гриши было каменное лицо взятого в плен индейца.

— Он уже и с Бехтерем познакомиться успел, — добавил я. — Устроили, понимаешь, клуб любителей бега по пересеченной местности!

Услышав про Бехтеря, мать снова всплеснула руками.

— Побьют тебя, Гришенька, — проговорила она, с жалостью глядя на квартиранта.

Когда на следующий день перед сменой я рассказал обо всем ребятам, отреагировали они как-то странно. Валерка осклабился, Вася-штангист всхохотнул басом. Старый Петр сказал, поморгав:

— А в чем новость-то? Что Гринька с Люськой? Так я это неделю назад знал.

— Неделю? — не поверил я. — А кто разнюхал? Аркашка?

— Ну ты, Минька, силен! — восхитился Сталевар. — Глянь-ка туда.

Я обернулся. Возле правилки, там, где у нас располагается лестница, ведущая на кран, стояли и беседовали Гриша с Люськой. И то ли повернулись они так, то ли свет, сеющийся по цеху из полых стеклянных чердаков в полукруглой крыше, падал на них под каким-то таким особым углом, то ли я просто впервые видел их вместе… Похожи как брат с сестрой. Гриша, правда, черноволосый, а у Люськи — рыжая копна из-под косынки, вот и вся разница.

— Я тоже сначала думал — они родственники, — пробасил над ухом Вася-штангист.

А после смены я снова встретил Люську у проходной.

— Бехтеря ждешь? — спросил я. — Или Гришу?

— А ты прямо как свекор, — кротко заметила она. Глаза ее были зелены и нахальны.

— Слушай, Люська! — сказал я. — Чего ты хочешь? Чтобы Бехтерь Гришку отметелил? А я — Бехтеря, да?

— Кто бы тебя отметелил… — вздохнула она.

— Ишь, губы раскатала! — огрызнулся я. — Метелок не хватит!.. Слушай, на кой он тебе черт сдался, а? Для коллекции, что ли? Нет, я, конечно, понимаю: парень красивый, видный. Тихий опять же. Стихи, наверное, читает… с выражением.

Люська поглядела на меня изумленно и вдруг расхохоталась, запрокинув голову.

— Стихи?.. Ой, не могу! Гриша — стихи!..

— Ну вот, закатилась! — с досадой сказал я. — Чего смешного-то?

— Да так… — все еще смеясь, ответила Люська. — Просто никто еще мне ни разу не вкручивал, что он из-за меня с другой планеты сбежал…

7

— А как же твоя философия насчет смирительной рубашки? Тебе ведь раньше камеры хватало…

Он улыбнулся.

— Не хватило, как видишь…

Мы подходили к заводу, и уже замаячил впереди стеклянный кубик проходной, когда навстречу нам шагнул Васька Бехтерь с фирменными очками в руке.

— Почему у тебя рожа целая? — испуганным шепотом спросил он Гришу.

На меня он даже не смотрел.

— Два раза тебе повторять? — с угрозой осведомился я. — Кому было сказано, чтобы ты мне больше не попадался?

Похоже, Бехтерь не понял ни слова и среагировал только на голос.

— Минька! — в страхе проговорил он, тыча в Гришу очками. — Почему у него рожа целая?

— В чем дело, Бехтерь? — начиная злиться, процедил я.

— Минька, клянусь! — Бехтерь чуть не плача ударил себя очками в грудь. — Я же его вчера ночью встретил!.. Я же его вчера… Синяки же должны были остаться!

Но тут я так посмотрел на него, что Бехтерь попятился и пошел, пошел, то и дело оглядываясь и налетая на людей.

— Вот идиот! — сказал я. — И не пьяный вроде… Интересно, что это у него за работа такая? Полчетвертого уже, обед у всех давно кончился, а он гуляет…