Книга Пятьдесят оттенков любви. Свадьба и развод по-русски - Ляля Брик

Она еще несколько раз бросалась в ласковые объятия моря, выходила из него обсыпанная изумрудными бусинками на берег, где жаркое солнце в считанные секунды слизывало с ее тела эти драгоценные зернышки. Почувствовав, что начинает слегка плавиться, Катя решила, что на первый раз вполне достаточно и пора уходить с этого солнцепека. Нырнув в легкий сарафан, она поднялась на набережную.

У выхода из пляжа ее взор столкнулся со взглядом какого-то парня, который стоял, картинно облокотясь о парапет. Он смотрел на нее почти в упор и при этом улыбался, как старой знакомой. Причем, его улыбка с каждой секундой, как открывающийся занавес перед началом представления, становилась все шире. Она быстро отвернулась, но затем какая-то сила вновь заставила ее повернуть голову в его сторону. Теперь парень уже выпрямился во весь свой высокий рост, и она не могла не оценить его тонкой стройной стати, чем-то напоминающую стать породистого скакуна. Одет он был в белую майку с черными разводами на груди; сперва Катя подумала, что это какой-то странный рисунок, но приглядевшись, поняла, что в качестве живописца на этот раз выступила самая обычная грязь. Ноги нахала, как сразу окрестила его она, были обернуты в потертые джинсы. Поначалу Катя даже не поверила своим глазам, подумав, что перегрелась на солнце; его джинсы подобно дуршлагу, были изрешечены многочисленными дырочками. Самое большое отверстие располагалось на бедре, сквозь которое бесстыдно выглядывал изрядный кусочек загорелой кожи.

Парень сделал шаг в ее сторону, сократив луч разделяющегося их расстояния почти до минимума. Поэтому раздумывать ей было уже некогда и, круто развернувшись, она быстро зашагала по набережной, напрягая всю свою волю, дабы не повернуться и не посмотреть — не ведется ли за ней преследование? И лишь отойдя от места встречи довольно далеко, она позволила себе обернуться. Никто за ней не шел. Вот и хорошо, он понял, что здесь ничего не добьется, и отстал. К ее удивлению, это обстоятельство не вызвало в ней того всплеска радости, на который она сама же и рассчитывала.

После ужина Катя впервые с момента своего приезда вдруг почувствовала легкое прикосновение к себе холодных ладоней скуки. В самом деле, чем занять оставшееся до сна время, никаких плодотворных идей на этот счет к ней не приходило. Идти вновь на набережную? Но она там уже была, исследовала ее вдоль и поперек, даже посидела в кафе, где съела порцию мороженого, и залила проглоченное лакомство стаканом холодного сока.

Но выбора не было, не сидеть же весь душный вечер добровольной узницей в номере… Она подошла к шкафу, разложила всю палитру своих нарядов на кровати и стала выбирать, что оденет для первого своего торжественного явления на вечерней набережной. Выходной комплект одежды создавался, как и любой истинный шедевр в муках; она пробовала разные варианты, но ни одному из них не удавалось полностью удовлетворить ее взыскательным требованиям. Она с грустью думала о том, что у нее нет по-настоящему привлекательных туалетов, все это второразрядные, случайно купленные по дешевке вещицы. После долгих поисков, многочисленных примерок и глубоких раздумий, а так же многократных консультаций с зеркалом, она остановилась на следующей комбинации: длинная, летящая вниз почти до щиколоток юбка, в сочетании с открытой, с изрядным вырезом, кофточкой. Затем, достав косметичку, она стала разрисовывать свое лицо. Наконец процесс сотворения собственного облика завершился, и Катя осталась в целом довольна полученным результатом. С зеркальной глади на нее глядела женщина, конечно, уже не молодая, но вовсе не старая, находящаяся на самой вершине своего созревания. Если бы я была мужчиной, то не сводила бы с себя глаз, порадовала она себя лестной для ее женского тщеславия мыслью. И лишь только после этого вышла из номера.

Через минуту она во второй раз за день оказалась на набережной. Отдыхающие текли по ней двумя встречными потоками; Катя влилась в один из них, размеренное течение людской реки подхватило ее и неторопливо, словно щепку, потащило за собой.

Катя с любопытством рассматривала окружавших ее людей; большинство из них двигались в этой реке отдыхающих парами, либо группами. Многие мужчины и женщины шли, тесно прижавшись друг к другу или держась за руки, они целовались, весело смеялись, откровенно демонстрируя в каких отношениях находятся друг с другом. Внезапно ее обволокла вуаль густого облака одиночества, захотелось, чтобы кто-нибудь находился бы сейчас рядом и с ней. Стайка ее мыслей сама собой полетела к Петру; ах как было бы замечательно, если бы они тут фланировали вместе. И тогда ее бы не терзала, как теперь, своими клыками жестокая скука. И вовсе не потому, что Петр умеет хорошо развлекать свою даму — этим видом искусства он как раз абсолютно не владеет — а просто потому, что он самый близкий ей человек и только одно его присутствие, как дезинфекция бациллы, убило бы в ней все столь обильно размножившиеся микробы тоски. А так — что ей делать тут по вечерам? Словно соломенная вдова сидеть на балконе, вперяя свой взор в темное, как вакса, небо, или шлепать своими босоножками туда-сюда по набережной и с завистью смотреть на то, как хорошо и весело другим?

Совершив несколько туров по побережью, она почувствовала, что этот бесцельный променад ей приелся окончательно. А потому ничего другого не оставалось, как только вернуться в номер. Она выплыла из плотного потока отдыхающих и направилась к смутно белеющему, подобно теплоходу на далеком рейде, в густой синеве спустившегося на землю вечера зданию корпуса. Внезапно ее шествие к нему приостановили звуки музыки; она замерла и прислушалась, пытаясь, словно локатор, определить направление, откуда они изливаются.

Через пару минут музыка, словно поводок, привела ее на танцплощадку. Карточка отдыхающего помогла ей беспрепятственно миновать контролера. К ее удивлению народа потанцевать собралось не слишком много, еще больше удивило то, что это занятие привлекло отнюдь не только молодежь; среди танцоров оказалось даже немало и тех, кто впервые появился на свет значительно раньше ее. Небольшой пятачок сцены оккупировало трио, состоящее из двух патлатых юнцов и одной, словно им в противовес коротко стриженой девицы. Каждый член этого музыкального трио добросовестно играл свою роль; парни, не жалея пальцев, лупили ими по струнам электрогитар, а их напарница, поднеся вплотную ко рту, словно намереваясь его проглотить, микрофон, изрыгала в него хрипловатым голосом модный шлягер.

В молодости Катя любила танцевать, и, если верить отзывам ее напарников, танцевала весьма недурно. Но те танцевальные периоды ее жизни канули в Лету, а в наступивших новых временах ей было не до занятий хореографией. Но сейчас какие-то реликтовые слои души внезапно стали все настойчивей напоминать о себе; ритмичная музыка заставляла ноги производить различные подрагивания, от которых они, казалось, отвыкли давно и окончательно. Ей вдруг нестерпимо захотелось влиться в совершающий самые разные выкрутасы и пируэты этот не стройный ансамбль танцующих. Но она никак не решалась, вот так запросто присоединиться к совершенно незнакомым ей людям было выше ее сил.

Она смотрела на танцоров и испытывала такую сильную зависть к ним и одновременно не менее сильную досаду на себя, что едва не плакала. Но почему она не умеет быть непринужденной, в любой обстановке чувствовать себя уютно и свободно? Она нисколечко не сомневается, что, например, у Зинки не было бы таких проблем, она спокойно бы вышла на середину и стала отплясывать за милую душу, ни на кого не обращая внимания. И все стали бы глазеть на нее, как на какую-нибудь заморскую диву.