Книга Твердая рука - Дик Фрэнсис

— Эти парни приходят и уходят, — заметил я, стараясь не выдавать своего отношения.

— Но ведь и лошади тоже. Нет, ему так удобней. А на людей ему наплевать.

— А на женщин? — полюбопытствовал я.

— Он их использует, бедных дурочек. Могу поклясться, что, занимаясь любовью, он думает о завтрашних скачках.

— Ну, а Розмари… как она к этому относится?

Я налил ему в бокал шампанского и допил свое. Бобби расправился с сандвичем, отхлебнул большой глоток и слизал с пальцев оставшиеся крошки.

— Розмари? По-моему, у нее крыша поехала.

— Вчера на скачках она выглядела вполне нормально, — возразил я. — Она и сейчас здесь, и, кажется, с ней все в порядке.

— Да, знаешь, на людях она держится как дама из общества, тут я с тобой согласен, но я три дня прожил у них в доме и скажу тебе, приятель, нужно самому услышать, какой бред она несла, чтобы в это поверить.

— Ну, например?

— Она то и дело кричала, что их плохо охраняют, а Джордж требовал, чтобы она заткнулась. Розмари вбила себе в голову, что некоторых их лошадей в прошлом кто-то испортил. Рискну заметить, тут она права. Когда у людей такая огромная конюшня и они преуспевают, то враги и конкуренты всегда найдутся. Но, как бы то ни было, — он осушил бокал и снова наполнил его, — однажды она схватила меня за ворот у них в холле, а надо сказать, что он у них огромный, как амбар, и заявила:

«Вы должны написать о Глинере и Зингалу. О том, что их кто-то испортил».

Ты помнишь, это отличные жеребцы-двухлетки, из которых, увы, ничего не получилось. В этот момент из офиса вышел Джордж и сказал, что у Розмари неврастения и она страдает от перемены образа жизни. И тут они принялись ругаться прямо при мне. — Он тяжело вздохнул. — Но самое удивительное, что по-своему они очень любят друг друга. Насколько он может кого-то любить.

Я облизал языком зубы и без особого интереса взглянул на Бобби, как будто предполагая услышать совсем иное.

— А что говорит Джордж по поводу ее идей о Глинере и Зингалу? — спросил я.

— Он убеждал меня не принимать ее слова всерьез, однако потом добавил, что она совсем помешалась и уверена, будто кто-то непременно испортит Три-Нитро. Джордж считает, что она все преувеличивает. В этом возрасте у женщин часто появляются странности. Он сообщил мне, что охрану у Три-Нитро пришлось удвоить. По его мнению, это было необходимо. Он надеялся, что Розмари успокоится и перестанет изводить его всякими придирками. В начале сезона он организовал на конюшне ночной патруль с собаками. И этот порядок остался до сих пор. Он объяснил мне, что Розмари ошиблась насчет Глинера и Зингалу. Но ведь она одержимая, и ее не переспоришь. Вот он и решил над ней подшутить, чтобы она совсем не свихнулась. Похоже, что у обеих лошадей что-то типа сердечной аритмии. Джордж думает, что из-за этого они и стали проигрывать, когда повзрослели. Ну вот и все. Никаких сенсаций. — Он допил шампанское и в третий раз наполнил бокал. — Ладно, Сид, что ты действительно хотел узнать про Джорджа Каспара?

— Хм-м-м, — пробормотал я. — Как по-твоему, он чего-нибудь боится?

— Джордж? — недоуменно переспросил он. — А чего именно?

— Да чего угодно.

— Когда я жил у него, он ровным счетом ничего не боялся.

— Но, может быть, его что-то беспокоило.

— Ни капли.

— Или раздражало?

Он пожал плечами.

— Только общение с женой.

— Ты давно гостил у него, когда это было?

— А… — Он прикинул и задумался. — После Рождества. Да… На второй неделе января. Обычно мы начинаем готовить материалы для иллюстрированных номеров за несколько месяцев.

— Не кажется ли тебе, — медленно и с откровенным разочарованием произнес я, — что он хочет любой ценой защитить Три-Нитро?

— Так вот что тебя волнует? — ухмыльнулся он. — Да плюнь ты, Сид. Смотри на вещи проще и не перегибай палку. Джордж огородил весь свой двор с конюшнями и превратил его в какую-то крепость. Поставил двойные ворота высотой в десять футов и с шипами наверху.

— Да, я видел, — кивнул я.

— Ну, тогда ты в курсе. — Он пожал плечами, словно это могло что-то объяснить.

Во всех барах Кемптона стояли телевизоры, чтобы основательно нагрузившиеся зрители могли следить за скачками, не вылезая из-за столов. Мы с Бобби Анвином принялись смотреть второй заезд. Лошадь, обошедшую других на шесть корпусов, тренировал Джордж Каспар. Он собственной персоной появился в баре, пока Бобби задумчиво разглядывал два дюйма пены на дне бутылки. За ним следовал представительный мужчина в пальто верблюжьего цвета. По его виду нетрудно было догадаться, что это счастливый владелец победившей лошади. Он самодовольно улыбался, с важным видом размахивая руками, и поглядывал по сторонам.

— Допивай бутылку, Бобби, — сказал я.

— А ты не хочешь немного напоследок?

— Она твоя.

Он не возражал. Выпил, закусил и со вкусом рыгнул.

— А сейчас я пойду, — произнес он. — Попробую написать об этих жеребятках в третьем заезде. Надеюсь, ты не проговоришься моему редактору, что я смотрел второй заезд в баре, а не то он меня сразу выгонит.

На самом деле этого Боб совершенно не боялся. Он наблюдал из бара за многими скачками.

— До встречи, Сид. Спасибо за угощение.

Он повернулся, кивнул и решительным шагом двинулся к выходу. По нему никак нельзя было сказать, что за полчаса он осушил чуть ли не целую бутылку. Несомненно, он умел вести себя да к тому же отличался завидным здоровьем. В общем, у него были просто феноменальные способности.

Я сунул журнал в карман пиджака и медленно побрел к выходу, размышляя о том, что мне наговорил Боб. Проходя мимо Джорджа Каспара, я сказал: «Чисто сработано», то есть отделался привычным в подобных случаях вежливым замечанием.

Он небрежно кивнул мне. На этом наше общение закончилось, и я направился к двери.

— Сид, — окликнул он меня.

Я обернулся.

— Я хочу познакомить тебя с Тревором Динсгейтом, — произнес он.

Я пожал руку новому знакомому, обратив внимание на его снежно-белые манжеты, золотые запонки, бледную, гладкую кожу, аккуратные ногти и золотое кольцо-печатку с ониксом на мизинце.

— Это ваша лошадь победила? — поинтересовался я. — Примите мои поздравления.

— Вы знаете, кто я такой?

— Тревор Динсгейт?

— Кроме этого.

Я впервые столкнулся с ним лицом к лицу. Сильных мира сего часто можно определить по их уклончивому, потупленному взгляду, в котором сквозит явное превосходство. Так было и с ним. К тому же темно-серые глаза, тщательно причесанные волосы и жесткие линии рта свидетельствовали о железной воле, натренированности и решимости.