Книга Загадка о русском экспрессе - Антон Кротков

В это время с той стороны, куда только что ушли двое штурмовиков, появился поручик Гурдов. Он шел по траншее быстрой решительной походкой, ведя за собой отряд собранных им солдат. Впервые за время их фронтового знакомства Сергей был рад видеть поручика. На груди Гурдова на длинном шнурке болтался офицерский свисток. Похоже, именно его призывную трель Сергей слышал десять минут назад. Полы офицерской шинели поручика были обожжены огнеметами.

В одной руке он держал обнаженную шашку, в другой — самозарядный трофейный пистолет. Клинок шашки был измазан в крови. У Гурдова было бледное, забрызганное кровью лицо и злые сверкающие глаза навыкате. Обычно закрученные колечками усы его теперь топорщились в стороны остроконечными кисточками, словно наэлектризованные.

Быстро взглянув туда, где лежал, раскинувшись, мертвый австрияк, поручик одобрительно кивнул в его сторону:

— Ваша работа?

Сергей молча кивнул. Тут поручик увидел погибшего прапорщика и сделал сочувственную мину:

— Да, жаль… Забавный старичок был… Однако нам пора идти. Сейчас мне каждый штык дорог. А мертвые подождут.

Бой продолжался всю ночь. Разбитый на сотню фрагментов, он вспыхивал в самых разных местах ротной позиции и затихал лишь, когда одной стороне удавалось полностью вырезать солдат неприятеля. Опьянев от крови, плохо соображая от усталости, Сергей действовал как автомат, не имея сил анализировать свои действия. Страха тоже уже не было, осталось лишь исступление. Он то бежал куда-то вместе со всеми по бесконечным лабиринтам окопов, то жестоко сцеплялся в темноте с пахнущими чужой жизнью мужиками в ожесточенной рукопашной, обменивался ударами ножей, стрелял в упор. Проходы закидывались гранатами, входы в траншеи выжигались добытыми у врага огнеметами… Запах горелого человеческого мяса преследовал Сапогова повсюду. Его пытались душить, ему выдавливали глаза и рвали рот, а он, повинуясь инстинкту самосохранения и забыв на время про человеколюбие и любовь к ближнему, до упора вгонял штык в мягкую плоть. А чтобы не слышать чужих воплей ужаса и боли, надо было самому орать во всю глотку.

К счастью, лиц он тоже не видел во мраке, а иначе, возможно, сошел бы с ума еще до окончания этого кошмара. Временами доходило до пинков и укусов. Законы цивилизованного общества, морали, религии были забыты в этих адских окопах. Каждый старался выжить, а сделать это можно было лишь одним способом — убивать, убивать и убивать, не теряя ни единого мгновения на опасные сомнения. Зато теперь Сергей знал совершенно точно, что такое настоящий ад. Он не был похож на придуманное беллетристами величественное чистилище, а был грязным и вонючим глубоким рвом, наполненным до краев смертью и ненавистью.

Казалось, затянувшемуся кошмару не будет конца. Даже свойственное большинству нормальных людей благоговейное уважение к погостам было отринуто как нелепая условность, допустимая лишь в мирной жизни.

Перед самым рассветом бой переместился на старое католическое кладбище, примыкающее к позициям роты с тыла. Небольшая группа австрийцев заняла оборону на его окраине. Кладбище располагалось на возвышенности и было обнесено каменной оградой. За высокой кирпичной изгородью австрийцы оказались как в крепости. Но даже если бы им пришлось отступить от стены в глубь кладбища, то множество памятников, склепов и растущих между могилами деревьев позволили бы им быстро зацепиться за новый рубеж. Для отряда, в котором находился Сапогов, дело осложнялось еще тем, что у противника имелся ручной пулемет. При малейшей попытке атаковать их австрияки немедленно открывали ураганный огонь. Из-за ограды в русских летели гранаты. Безжалостные даже к раненым, «чистильщики» прекрасно понимали, что им тоже пощады не будет, и сражались отчаянно.

В какой-то момент боя Сергей оказался среди крестов солдатского кладбища, расположенного шагах в двадцати от ограды католического погоста. Он был вынужден укрыться от летящих из-за стены гранат в свежевырытой пустой могиле. Удивительная насмешка судьбы — яма смерти спасла ему жизнь! Именно об этом месте, похоже, и писал в своем письме домой Юлик Никонишин. Вспомнив о друге, Сергей почувствовал тревогу за него: «Где он теперь? Жив ли?»

Между тем положение Сергея и его товарищей становилось хуже некуда. Привыкшие воевать в тылу противника небольшими партиями, чистильщики окопов быстро перехватывали инициативу, умело перегруппировывались и появлялись там, где их не ждали. Трудно было понять, кто тут обороняющийся, а кто хозяин положения, ибо ситуация менялась очень быстро.

Поручик Гурдов материл командование полка, которое до сих пор не смогло разобраться в происходящем и найти способы поддержать горстку бойцов, оставшихся от целой роты.

Не умеющим быстро принимать самостоятельные решения, русским старшим офицерам стоило поучиться у неприятеля. Желая поддержать своих элитных солдат, вскоре австрияки открыли огонь из бомбометов.

Поблизости от того места, где находился Сергей, разорвалось несколько мин. Вскоре запахло чем-то вроде чеснока, начало есть глаза. Сергей сразу начал отползать к своим. Поручик Гурдов закричал, чтобы все надели противогазы. В защитных очках и масках солдаты становились похожими на каких-то чудовищ из гоголевского «Вия». Блокированные на кладбище австрийские штурмовики же явно только ждали такой поддержки, ибо сразу попытались прорваться к своим в густых облаках ядовитого дыма. Но Сергею уже не пришлось участвовать в отражении этой атаки. Противогазную сумку он по рассеянности оставил в блиндаже, и поручик отослал его за нею.

Закрыв лицо платком, Сергей побежал по траншее. По дороге он наткнулся на нескольких знакомых солдат, тоже не взявших или потерявших свои подсумки с масками. Они корчились на земле — их рвало. Но Сергей ничем не мог им помочь. В облаках отравляющих газов он сам и эти несчастные стали похожи на слепцов с картины Брейгеля, которая служит иллюстрацией к известной библейской притче о слепцах: «Оставьте их, они слепые и проводники слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму».

Поэтому, не останавливаясь на мольбы о помощи, Сергей продолжил свой путь. Шагов через пятьдесят он наткнулся на настоящий завал из мертвых тел. Видно было, что здесь происходила особенно жестокая рукопашная схватка. Многие солдаты так и погибли, сцепившись с врагом в беспощадном единоборстве. Сергей начал выбираться из траншеи, намереваясь по верху обойти нагромождение из трупов, но тут ему показалось, что он слышит слабый голос из-под груды тел. Задерживаться было очень опасно, ибо распространяющийся над окопами газ начинал затруднять дыхание, жгло глаза, першило в горле. Но голос показался Сергею знакомым, поэтому он принялся растаскивать мертвые тела. Вскоре Сергей обнаружил под трупами двух австрийцев Юлика Никонишина. Правда, Юлик изменился до неузнаваемости. Лицо его приобрело землистый цвет, черты заострились, глаза впали, вокруг них залегли темные тени. Сергей снова видел перед собой маску смерти, которая померещилась ему накануне вечером.

Юлик получил ужасную рану. У него была раскроена голова. Сергей видел пульсирующий мозг друга. Рана была загрязнена землей и кусочками раздробленных черепных костей. В это время начал моросить мелкий дождь. Сергей прикрыл руками темечко друга, чтобы в рану не попадала вода.