Книга Афера - Мэтью Кляйн

— Понимаете, просто когда передаешь человеку на хранение несколько тысяч долларов, нужно быть уверенным в его честности. Он должен доказать, что ему можно доверять, вот и все.

А вам не отвести взгляда от набитого деньгами пакета. Он так близко. Девушка вот-вот вам его отдаст. И вы спрашиваете:

— Как я могу это доказать?

— Возможно, вы порядочный человек, — говорит парень. — Но откуда девушке знать? А вдруг вы аферист какой-нибудь. Да, одежда у вас приличная, но, может, у вас за душой ни гроша. А если у вас нет денег, то велик соблазн потратить всю сумму самому и сразу.

— У меня есть деньги, — уверяете вы его.

— А ей-то откуда это знать? Вы можете доказать, что вам можно доверять? Что у вас действительно есть деньги?

В этот момент произойдет одно из двух. Либо вы сами предложите доказать им свою состоятельность, либо нет. Если вы промолчите, девушка согласится с молодым человеком:

— Да, — скажет она. — Вы, пожалуй, правы. Я же не знаю, есть ли у него деньги. Наверное, будет лучше, если пакет останется у меня.

В любом случае вас быстро убедят в необходимости продемонстрировать свои финансовые возможности.

И вот вы уже ведете своих новых друзей к ближайшему банкомату или — если лимит выдачи наличных в банкомате покажется аферистам слишком низким — прямиком в отделение вашего банка. Чтобы доказать свою состоятельность, вам придется снять со счета пять тысяч долларов.

Вы возвращаетесь с пятью тысячами и показываете их девушке и ее новоиспеченному другу.

— Ладно, — смягчается она. — Вы меня убедили.

— Да, и меня тоже, — признает молодой человек. — Простите, что сомневался в вас.

Вы уверяете обоих, что все прекрасно понимаете, что на их месте поступили бы точно так же.

Девушка берет ваши деньги и кладет в тот коричневый пакет. Затем вы трое сообщаете друг другу свои имена и обмениваетесь адресами и телефонами. Вы соглашаетесь подержать у себя пакет и обещаете через месяц позвонить своим новоиспеченным друзьям, чтобы разделить деньги.

Только вы не знаете, что, пока вы пишете адреса и телефоны, девушка подменяет пакет на другой, набитый газетами. Уходя, она отдает его вам.

— Держите его в укромном месте, — напутствует она. — Я вам верю.

Молодой человек с подозрением оглядывает парковку.

— Не наделайте глупостей, — предостерегает он вас. — Лучше не открывайте пакет. Не стоит светиться на улице с такими деньгами. Пока домой не придете, держите его покрепче и не открывайте. Пообещайте, что будете осторожны.

— Да, конечно, — обещаете вы.

Быть может, вы пожадничали и дали своим друзьям вымышленные адрес и телефон. Может, уже придумали, как потратите все пять тысяч.

А, может, вы и честный человек, только вот глупый. Может, вы решили честно разделить деньги через тридцать дней.

Все это на самом деле неважно. Ведь, придя домой, вы откроете пакет и обнаружите, что вас обвели вокруг пальца.

3

На следующее утро я выхожу из дома в шесть утра, чтобы к семи успеть на работу. Я должен открыть химчистку до того, как появится моя начальница, Имельда. Вообще, работа не из приятных. Половина клиентов приходит еще до восьми. Остальные появляются во время обеденного перерыва. Все остальное время ты сидишь в одиночестве, вдыхая пары перхлорэтилена и беспокойно поглядывая на табличку «Комитет по здравоохранению Калифорнии предупреждает: от паров растворителей в химчистке у вас может вырасти хвост». Информация интересная, но не совсем ясно, что с ней делать.

Наконец встретившись с клиентами, видишь: они не самые приятные люди. Все спешат. Никто не рад тебя видеть. Ты — тот человек, который занимается их блузками с пятнами на подмышках и галстуками со следами соуса для спагетти. А кому понравятся вещи в таком виде? Ты — живое напоминание людям об их собственных несовершенстве и неряшливости.

Но у бывшего афериста, вышедшего из тюрьмы одиннадцать месяцев назад, выбор невелик. Я побывал на девяти собеседованиях, прежде чем пришел к Имельде. Она даже не спросила, сидел ли я в тюрьме. Выждав минут десять, я сам сообщил об этом факте моей биографии. А она сказала мне:

— Дорогуша, ты от меня так просто не отделаешься. Мне наплевать, кто ты такой. Будь ты хоть католическим священником, я тебя беру.

Господи, благослови Имельду, пусть она и платит мне всего десять баксов в час. Плюс чаевые.

Этим утром пробки на шоссе N 85 ужасные. Я приезжаю с опозданием на пять минут. Когда я открываю химчистку, у дверей уже собралась очередь из четырех раздраженных клиентов.

— Простите, — извиняюсь я, отпирая дверь.

Я захожу, включаю свет и встаю за прилавок. Не успеваю положить ключи, как передо мной вырастает мужчина. Прорычав свою фамилию, он сует мне несколько рубашек.

— В четверг после часа, — пытаюсь улыбнуться я.

Я выписываю квиток и протягиваю ему. Даже не поблагодарив меня, он хватает бумажку и уходит.

Следующий клиент — женщина за сорок, одетая как юрист, — еще хуже. Ее бесит, что ей пришлось прождать открытия целых пять минут. В ее взгляде явственно читается: «Час моей работы стоит три сотни. А ты сколько за час получаешь?» Меня так и тянет сказать ей: «Десять долларов в час плюс чаевые», — и показать рукой на коробку с надписью «Для чаевых». Она протягивает мне мятую блузку и брюки. Когда я отдаю квиток, женщина даже не поднимает на меня взгляда. В этом вся моя работа: клиенты меня не замечают, для них я — не живой человек, а одна из составляющих оборудования химчистки, как шестеренка или вращающий барабан.

Я обслуживаю двух оставшихся клиентов, и на этом утреннее безумие заканчивается. Имельда приходит в половине десятого. Ей сорок лет, родом она из Азии, но непонятно, откуда именно. Наверное, с Филиппин. А еще у меня есть подозрение, что Имельда — транссексуал. Ростом она под метр восемьдесят, с низким голосом и адамовым яблоком размером с настоящее яблоко. И самое главное: у нее огромные руки. Когда Имельда берет завернутые в полиэтилен чистые вещи и, поигрывая бицепсами, отдает их клиентам, невольно обращаешь на огромные, как кухонные прихватки, ладони.

Эффектным жестом она распахивает дверь и говорит мелодичным мужским голосом:

— Привет, дорогуша.

Цвет волос Имельды бывает либо каштановым, когда она носит парик, либо кошмарным, когда она приходит из парикмахерской. Утро сейчас раннее, и в свете солнечных лучей я замечаю темные волоски на лице.

— Доброе утро, Имельда, — здороваюсь я.

— Как поживает сегодня мой любимый работничек?

Когда Имельда начинает со мной заигрывать, я невольно гляжу на ее огромные руки и ноги и по спине у меня бегут мурашки.

— Неплохо, — отвечаю я.